Люди среди людей
Шрифт:
Каков же результат? Дикое стихийное бегство населения разпесло эпидемию по другим городам, а затем и по всему миру. За девять лет до конца 1905 года было сообщено более чем о четырех миллионах смертей от чумы в одной только Индии. Профессор Симпсон сообщает, что по-прежнему каждую неделю там умирает 20 тысяч человек!
Сэр Фредерик Лили возражает против того, что я сравниваю эту картину с должностными преступлениями у русских, бельгийцев и турок. Но какая война, какое массовое избиение унесли столько же жизней? Разве допустить все это не есть умственное и моральное преступление? История показывает, что чума, если ее вовремя захватить, легко поддается ликвидации. И, по моему мнению, вина за страшную эпидемию в Индии должна быть
Сэр Лили возражает против моего утверждения, что м-р Хавкин был единственным человеком, который вел эффективную борьбу с эпидемией, и говорит о преданности лорда Сандхерста и др. Я допускаю все это, могу добавить и другое. Но скажите, что могут сделать высокие личные качества и преданность там, где не хватает науки? Я утверждаю: один только Хавкин создал эффективные средства, дающие безопасность людям.
Сэр, эта история относится к числу тех, которые вызывают у нас горячее негодование. Если, как Вы часто отмечали, наша администрация не станет более научно осведомленной, мы как нация зайдем в тупик…
С совершенным почтением
Рональд Росс.
Профессор тропической медицины в университете Ливерпуля.
4 апреля 1907 года.
XI
Издателю газеты «Таймс»
от Ф. С. П. Лили – члена парламента
Сэр… удары проф. Росса падают прежде Есего на людей его собственной профессии. Прошло много времени, прежде чем мы (я служил тогда в Индии) убедились в том, что «бубонная лихорадка» в Бомбее не что иное, как чума. Но кого нужно обвинять за это в городе, наводненном врачами? Последовавшие меры были или предложены, или одобрены медиками. Профессор Росс полагает, что вся работа во время эпидемии должна была вестись через медицинский департамент… Он все еще не понял, что, когда болезнь охватывает страну, как это было в 1897 году, все меры бесполезны и даже вредны, если народ с ними не согласен.
Было бы легко доказать, что обвинения, которые выдвигает проф. Росс, сильно преувеличены, но это заняло бы в Вашей газете гораздо больше места, чем я могу рассчитывать… Не было приведено ни одного факта, который доказал бы полезную деятельность м-ра Хавкина в Индии. Кстати, Хавкин не имеет никакого отношения к медицинской профессии; как же у него хватает самонадеянности говорить, что он спас тысячи жизней?
Искренне Ваш
Фредерик Лила.
Севенокс, апрель, 14-го, 1907 года.
XII
Издателю газеты «Таймс»
от проф. Рональда Росса
Сэр… что бы ни говорила Индийская или любая иная комиссия, сейчас уже установлено, что лаборатория м-ра Хавкина не имела никакого отношения к малковальскому несчастью. Индийская официальная пресса отрицает, однако, что Хавкин был наказан за ошибку. Между тем друзья ученого рассказали мне, что в течение двух лет он получал только половину жалованья, а один год ему вообще ничего не платили. Он лишен права на оплату, продвижения по службе, почестей, на которые вполне мог бы рассчитывать благодаря своим заслугам и незапятнанной репутации. Разве это не напоминает наказания?
Между прочим, есть у этого случая еще одна сторона, которую пресса до сих пор почему-то не затрагивала.
Когда м-р Хавкин изобрел свою противочумную вакцину, он отказался запатентовать ее, а отдал свои права Индийскому правительству для использования на общее благо. С тех пор правительство выпустило, я думаю, б или 7 миллионов доз препарата и продолжает выпускать его. Принимая во внимание, что Хавкин имел право получить за все это отчисления в размере шиллинга за дозу, мы можем судить о стоимости его благородного поступка.
Индийское правительство приняло от м-ра Хавкина изобретение, которое не только спасло жизнь сотен и тысяч его подданных, но и стоило бы властям тысячи фунтов стерлингов, если бы автор пожелал взять патент. Видимо, единственный порядочный образ действия для правительства - это или восстановить м-ра Хавкина в той же должности, которую он занимал прежде, или выплатить свой долг ему, предложив разумный гонорар за миллионы доз вакцины.
С совершенным почтением
Р. Росс,
профессор тропической медицины университета в Ливерпуле.
Май, 29-го, 1907 года.
XIII
Как и пятнадцать лет назад, Ру предпочитает принимать гостей прямо в лаборатории. Здесь мало что изменилось с тех пор, как Хавкин покинул Париж. Прочные, как памятники, обшитые жестью столы с рядами пробирок в штативах, баррикады колб и реторт занимают большую часть просторной комнаты. Простенки уставлены термостатами. Только в углу у окна осталось совсем немного места для конторки и нескольких стульев - своеобразной «канцелярии» директора института. Голые стены, окна без занавесей. Единственное отступление от «монастырского» стиля - портрет Пастера. Основатель института резко повернул седую голову и требовательно смотрит вниз, на то, как работают его потомки в науке. А вот и один из них: молоденький препаратор сидит за тем самым столом, где когда-то сидел Владимир. На минуту прервав работу, юноша погасил синий язычок газовой горелки и усадил гостя возле конторки.
– Подождите, пожалуйста. Метр сейчас явится. Он в клиническом корпусе.
На какой-то миг Хавкин испытал укол ревности к худенькому мальчишке со светлыми и легкими, как у птенца, волосами. Ревность и нежность. Одновременно. Вот он, новый, пока еще никому не ведомый Хавкин, а может быть, и Пастер какого-нибудь тысяча девятьсот тридцатого года. Сегодня он по праву юности занял твой препараторский стол, а завтра, кто знает, может быть, опровергнет все, что ты с таким трудом создал в науке. Соперник? Скорее всего, хотя пока ему, наверно, и в голову не приходит, что когда-то он поднимет руку на своих учителей. Но такова неизбежность научного поиска. Даже Пастер не уберегся от разоблачения своих ошибок, а Мечников по сей день безнадежно оспаривает пользу противохолерных прививок, хотя препарат, созданный его учеником, уже спас тысячи жизней.
Хавкин прошелся по лаборатории и остановился за спиной юноши. Скучное занятие - прокаливать на огне серебряные и платиновые проволочные петли, которыми бактериологи будут потом доставать из пробирок заразный материал. Скучное, но, очевидно, необходимое занятие. С этого начинает каждый переступающий порог Дома Пастера; начинает и этот птенец, чтобы в один прекрасный день сказать свое собственное слово в науке и оставить далеко позади героического Иерсена, мудрого Мечникова и труженика Ру. Да, тихие мальчики, прошедшие жестокую школу института, становятся потом достойными соперниками.