Люди сумрака
Шрифт:
Две сестры. Две посланницы света и тьмы. Одна — красавица, любимица остальных, душа компании. Талантливая и сильная личность. Другая — угрюмая, ненавидящая всех и вся. Пыталась заглушить душевную боль физической и резала руки. А затем — некий переломный момент, после которого поменялись не только судьбы двух сестер, но и их характеры. Грубиянка превратилась в обожаемую всеми особу, писательницу, вдохновляющую людей своим примером. Всеобщая любимица — и в школе, и на экране — растеряла весь свой талант и скатилась до банальной обнаженки. А еще любовь к причинению боли, вдруг
Мне это не нравилось. Совсем не нравилось.
Но было еще кое-что, что беспокоило меня куда сильнее. С момента грандиозной метаморфозы в характерах и судьбах сестер прошло чуть больше десяти лет — примерно столько лет назад из-за бездарной игры Шейлы Макинтайр закрылась «Дикая Охотница» — момент, ознаменовавший начало нового для нее этапа, когда карьера и личная жизнь пошли под откос. И именно в том памятном году, судя по словам Рори Монагана, Эмили Монаган впервые обратилась за помощью в клинику и начала делать первые успехи. А затем — белая полоса, пришедшая на смену черной: выход книги, удачное замужество, признание и популярность.
Десять лет. Каждый раз, когда я думала об этом, то мучительно пыталась убедить себя, что ошибаюсь.
Но слова Франчески «я бы знала, если бы в Дейстере был настолько сильный маг» звучали в моей голове колокольным набатом. Все верно. Она и не могла знать, если этот маг находился не здесь
Я надеялась, что я ошибаюсь. Потому что проявившаяся картина, признаюсь, совершенно меня не радовала. Я не знала, как смогу противостоять тому, кому однажды уже проиграла битву — одиннадцать лет назад. Потому что я совершенно не была готова встретиться с прошлым лицом к лицу.
Вечером я, следуя данному Флетчеру обещанию, встретилась с ним и ребятами в «Дейстерском льве». Удивительное дело, но Феликс действительно очень быстро нашел с детективами общий язык.
Эрик пригласил Карли на танец, Дилан с Дэном курили на улице, что-то бурно обсуждая, и за столиком неожиданно остались только мы вдвоем. Чтобы хоть чем-то заполнить затянувшуюся паузу, я спросила Флетчера о его родителях.
— С родителями у меня… не самые легкие отношения, — с горькой усмешкой признался он. — Как только у меня обнаружились способности к магии, которые я, будучи мелюзгой, контролировать никак не мог… Родители — ярые фанатики, они тут же сдали меня церкви. Вместо обычной школы я учился в церковной. Не лучшие, признаюсь, годы моей жизни.
— То есть ты этого не хотел? — тихо спросила я. — Не хотел становиться Выжигателем?
— Я был совсем мальчишкой. Я хотел нормальной жизни, Кармаль. А что получил? Усмирение. Тотальный контроль. Церковные маги — такие же усмиренные, как и я, могли заглядывать в мое сознание, чтобы удостовериться, что я не пойду против церкви. А я и не думал об этом. Даже мысли подобной не допускал. С детства меня воспитывали так, что неусмиренных магов я воспринимал детьми Сатаны.
— Я никогда этого не понимала. Если церковь считает магов детьми Сатаны, то как она может брать их под свое крыло? Позволять входить в дом Господний?
— Каждый, по мнению церкви, имеет шанс на искупление. Ребенок ведь не виноват, что родился порченным, но и среди "нормальных", — и снова эта горечь в голосе, — людей существовать не может. Вот ему и дают возможность измениться — и любая из этих возможностей ведет к усмирению. Либо — к усмирению дара через клеймо, либо к усмирению души — чтобы маг и подумать не смел использовать свой дар против церкви и общества. У меня были нужные им способности, и я стал Выжигателем.
Я не смогла не задать вопрос, который вертелся у меня на языке:
— Почему ты ушел из Выжигателей?
Привычная усмешка, заледеневший взгляд — я коснулась чего-то очень личного. Я ненавидела, когда вторгаются в мою жизнь — ту, что была тщательно скрыта от глаз посторонних, поэтому тут же отступила.
— Извини. Ты не обязан отвечать.
— Не обязан. — Феликс кивнул, сделал большой глоток виски и еле заметно поморщился. — Но отвечу. Все дело в моей младшей сестре, Лиз. Когда я уже был Выжигателем, способности к магии обнаружились и у нее. Лиз отказывалась становиться Выжигателем, даже пыталась сбежать из дома… Я должен был доказать свою верность церкви. Меня заставили выжечь на кожи Лиз клеймо. Боюсь, она так меня и не простила.
Он говорил сухо, равнодушно роняя слова, но я видела боль, которая скрывалась за маской безразличия.
— И во мне что-то перевернулось тогда, сломалось. Все мои убеждения вдруг рассыпались в пыль. И я оставил церковь.
— Они тебе позволили? — Я была удивлена.
— Почему нет? Ведь любой, кто уходит из Выжигателей, обязан поставить клеймо. А раз теперь я заклейменный, то не опасен для общества.
Феликс еще говорил что-то о сестре, которую родители забрали в Импагро, о книгах, которые остались с ее детства и которые непременно должна прочитать моя Лори, но мыслями я была далеко.
Я не хотела этого признавать, но не могла не видеть… у нас с ним, с тем, кто когда-то называл себя Выжигателем, было куда больше общего, чем с любым человеком из Дейстера. Наши судьбы и души искромсала церковь. Ее мерзкие, алчущие крови руки коснулись даже наших тел — у нас обоих на груди было выжжено клеймо. Вечное напоминание и печать для нашего дара.
А значит, у меня стало еще меньше причин его ненавидеть. И такая привычная формула "Он — Выжигатель", вдруг в одночасье работать перестала.
ГЛАВА 19
Лили-Белле совсем не понравилось, когда я начала расспрашивать ее о способности сумрачников на живых людей.
— Ты же как-то достучалась до меня! — возбужденно говорила я, вся во власти новой идеи. — Я слышала твой голос, когда думала, что со мной говорит Дарлин! Я видела тебя — так же отчетливо, как и сейчас.
— Это потому, что ты странница, — терпеливо объясняла Лили-Белла. — Ты с самого детства видела крупицы Той Стороны — призраков. Остальным этого не дано. Они не увидят людей сумрака, даже если очень захотят.