Люди сумрака
Шрифт:
Из редких бесед отца с бабушкой, я поняла, что после расставания с отцом мама меняла сожителей как перчатки. Она уже не была той, что раньше, а потому все ее ухажеры вызывали у бабушки Миры нервную дрожь — в основном, завсегдатаи местных баров. Мама никого из них не любила, но мучительно боялась остаться одна, а потому цеплялась мертвой хваткой в любого мало-мальски адекватного мужчину. Что и говорить, что бабушка ее вкусы не разделяла совершенно.
Вскоре показалась и та, ради которой я проделала весь этот путь. Светлые волосы собраны в хвост, на домашнем платье засохшие следы от соуса, но на
— А сама работу поискать не пробовала? — Лицо материного сожителя сравнялось по цвету со спелым гранатом. — Хоть бы что-то полезное сделала, вместо того, чтобы целыми сутками сериалы смотреть.
Изможденное лицо матери пошло пятнами.
— А ты? Что же делаешь ты?
— Надоела! — внезапно взревел сожитель, да так, что я аж подпрыгнула. Схватил с вешалки куртку и широкими шагами направился к двери.
— Грег, не уходи! — Ярость матери куда-то испарилось, стоило ей только понять, что она снова может остаться одна.
Но он просто хлопнул дверью. А мама, закрыв рот ладонью, разрыдалась. Траурные дорожки туши потекли по щекам.
— Мама, — позвала я. Боль и надежда во мне боролись с отвращением. Она ведь была такой сильной, такой волевой и… самодостаточной. Что время сделало с ней?
Или виной тому не время?
Глупая, а я ведь ехала сюда, ведомая надеждой, что мама сможет меня услышать. Верила, что узы крови, связывающие нас, помогут ей хотя бы почувствовать мое присутствие. Но сколько бы я не касалась ее плеча, сколько бы я ни кричала: «Ну я же здесь, мама!», она оставалась глуха.
А ведь когда-то — очень давно — наша семья была по-настоящему счастливо. Что стало со всеми нами? И неужели во всем произошедшем виновата лишь я одна?
Когда я говорила о том, что наша жизнь — моя, матери и отца, — рушилась по кирпичику, я не лукавила. И если в отрезке моей жизни, который я провела в подвале, нашлось место и взлетам и падениям — радости от осознания того, что я странница, восторгу ребенка, открывшего для себя новый мир, и скуке подростка, жаждущего жить настоящей жизнью, — то мои родители, казалось, с каждым месяцем все глубже погружались в вязкую трясину.
Неразборчивость матери в мужчинах приводила к все новым скандалам и истерикам. В какой-то момент, наблюдая за очередной ее ссорой с очередным сожителем, сопровождающейся криками, руганью и черными потоками слез, я поняла, что с меня, пожалуй, хватит. Я перестала наведываться к ней — все равно ни к чему это не приводило.
А отца начали мучать жуткие головные боли. Все чаще я заставала его в одной и той же позе — ладони плотно обхватывали виски. Сквозь крепко сжатые зубы наружу вырывался протяжный стон. Все чаще замечала в его руках виски — или пиво, когда деньги начали заканчиваться. Все чаще, просыпаясь по утрам с жестоким похмельем, он не находил в себе сил отправиться на работу.
Головные боли не оставляли его ни на день. Однажды начавшись, они не прекращались. На столике отца белела россыпь всевозможных таблеток и пилюль, которые он заглатывал едва ли не горстями. Я знаю — он думал, что умирает. А я знала, что это его расплата — за то, что он сделал со мной.
Его увольнение стало вполне предсказуемым итогом. Но вот его реакция…
— Это ты! — брызжа слюной, орал отец, в стельку пьяный. Склонился над люком, зная, что я услышу его крик, и орал во всю глотку. — Ты делаешь это со мной! Алвери была права — ты — дитя Сатаны! Ну давай, убей меня — этого ты хочешь?
Я стояла не внизу, как он думал, а в полушаге от него. Обмерев от ужаса и несправедливости слов отца, я смотрела на его перекошенное покрасневшее лицо. Когда ударивший в голову алкоголь чуть отпустил, отец вернулся к люку. Сказал с мерзкими просительными нотками в голосе — настолько жалкими, что меня передернуло от отвращения.
— Милая, прости, я… погорячился. Ну ты же понимаешь, что это для твоей же безопасности, да? Я просто… мы с мамой не хотим, чтобы ты причинила кому-то вред, а потом всю жизнь себя в этом винила. Когда ты справишься со своим даром, мы выпустим тебя.
— Ох, да брось, — сказала я за его спиной. — Мама — последний человек на земле, кто хоть иногда обо мне вспоминает.
Я не верила ни единому его слову. Отец никогда не выпустит меня. Он меня ненавидит. За то, что вырвала из его жизни его любимую женщину — мою маму. За то, что была не такой, как все. За то, что была монстром.
Я проведу в этом подвале всю свою жизнь — пока он будет жить. А потом… Я вернусь в Сумрачный город, уже без права возвратиться.
ГЛАВА 20
Я была на полпути к Шейле Макинтайр, но навязчивый перезвон сотового нарушил все мои планы. Я взглянула на дисплей и не поверила своим глазам: Ал!
— Привет, — сегодня я решила быть банальной.
— Карми, я торчу под твоей дверью добрых полчаса!
— Под моей… Где?? — Я подавилась словами. — Ты в городе?!
— Да. Приехал с дочерью повидаться.
Я закатила глаза. Тоже мне, образцовый папаша.
Ал уже пять лет работал журналистом — весьма успешным, надо признать. Мотался по стране, меняя отели и женщин как перчатки… С завидной периодичностью влюблялся, каждый раз уверяя меня, что на этот раз — навсегда. Я только посмеивалась.
Мы так и не поженились, даже когда родилась Лорен. Я считала пресловутый штамп совершеннейшей глупостью, а Ал и не думал настаивать. Но за эти несколько лет с момента нашего довольно мирного расставания, он успел жениться два раза. Сейчас он был снова разведен и находился в активном поиске новой претендентки на его руку, сердце и кошелек — к слову, почти всегда полупустой. Ал был настоящим прожигателем жизни — если он развлекался, то на полную катушку, если влюблялся, то так, что был готов ради своей женщины горы свернуть.