Люди в погонах

Рыбин Анатолий Гаврилович

— Правильно, — улыбнулся Жогин и тут же подумал: «Не мешало бы еще заменить «Рябинушку». Ну, эту потом, в другой раз».

Увлеченный разговором с женщинами, он не заметил, как в зал вошел майор Шатров.

— Товарищ полковник, есть важная бумага.

Жогин неторопливо сошел со сцены, взял из рук начальника штаба листок, и вдруг раскрасневшееся в споре лицо стало серым. Не выдавая внутренней бури, он вышел в вестибюль, еще раз перечитал бумагу. Это была телеграмма, в которой говорилось, что командиром первого батальона назначен подполковник Мельников Сергей Иванович.

«Значит, со Степшиным не вышло, —

с горьким сожалением подумал Жогин. — Как же так? Чем не подошел? Ведь такие хорошие характеристики были». С минуту стоял он молча, играя хлыстиком, потом спросил начальника штаба:

— Кто он, этот Мельников?

— Не знаю, — ответил тот, вытянувшись перед начальником. — Приедет — познакомимся, товарищ полковник.

— Спасибо, успокоили. Позвонить надо было в штаб дивизии. Там, наверное, знают.

— Слушаюсь. Позвоню.

— А Степшин знает о телеграмме?

— Видимо, нет. Я не сообщал ему.

— И не сообщайте пока. Сначала выясним... Н-да, история. — Жогин стукнул трижды по сапогу хлыстиком, вернул Шатрову телеграмму и, не ожидая жены, пешком отправился домой.

3

На следующее утро Жогин решил побывать у командира дивизии, поговорить с ним по поводу полученной телеграммы. Пока ожидал машину, прохаживаясь от крыльца до заборчика и обратно, все время размышлял: «И как это вверху делают, не учитывая наших мнений. А еще говорят, что молодые кадры выдвигать надо. Слова одни. Назначили Мельникова, и все. Кто он? Откуда? Конечно, приехать и сразу же вступить в командование передовым батальоном — дело завидное».

В приоткрытую дверь послышался голос жены:

— Павлуша, захвати плащ, сегодня прохладно.

Погода действительно была не такая теплая, как вчера. И хотя солнце играло на багряных деревьях по-прежнему живо и ласково, в воздухе чувствовалась свежесть, какая бывает вблизи гор, покрытых шапками снега. Вязы и клены тоже заметно изменились за ночь. Листвы на них стало меньше. Всюду проступили серые прожилки оголенных ветвей.

— Принести плащ-то? Чего молчишь? — повторила Мария Семеновна.

Полковник бодро отмахнулся:

— Не надо, поживем еще без плаща.

— Ну живи, живи, — пропела Мария Семеновна. — Простудишься, тогда по-иному заговоришь.

«А все-таки она отходчивая, — подумал Жогин. — Вечером злилась из-за частушек, а сейчас уже беспокоится, жалеет».

Подошла машина. Полковник сел рядом с шофером, сказал коротко:

— К хозяину.

Газик быстро набрал скорость, проскочил тенистый лесной участок, прошуршал ребристыми колесами по деревянному настилу моста и выкатил в степь. Сразу изменился гул мотора. Навстречу потекли упругие струи воздуха, напоенного резкими запахами сухих трав. Мимо побежали холмы с желтыми песчаными лысинами, постаревшие кустики татарника и широкие массивы жухлого ковыля.

Посматривая по сторонам, Жогин продолжал думать о предстоящем разговоре с генералом. Его тревожила какая-то неясность в отношениях с этим, недавно приехавшим в дивизию человеком. Как просто было с прежним комдивом генерал-майором Ликовым! Тот умел ценить кадры, уважал заслуги, не стеснялся теплое слово сказать. Начнет где-нибудь на собрании о боевой учебе говорить, непременно кивнет в сторону его, Жогина: «Вон полковник знает, как

в кавалерии обучали препятствия брать».

А как ценил Ликов дисциплину и порядок! Походит, бывало, по городку, посмотрит плацы, технические парки, казармы и обязательно отметит: «Хорошо поставлено дело, чувствуется жогинская рука». Чудесный был человек. Недаром стал заместителем командующего округом. На такую должность кого-нибудь не поставят. «А новый командир совсем не такой, — решил полковник, равнодушно посматривая на дорогу. — Этот походит по городку, посмотрит, замечаний сделает много, а чтобы отметить хорошее — не жди. Может, присмотреться хочет получше. Оно ведь у каждого человека собственный подход к делу. Но что ни говори, а все же не то, что генерал Ликов».

От полка до районного центра, где размещался штаб дивизии, было более пятидесяти километров. Дорога все время бежала степью. Кругом ни единого деревца. У горизонта бугрились густые облака. Они поднимались медленно, а снизу показывались все новые серые глыбы, как будто мощный траншеекопатель гигантским плугом вспарывал степную целину.

Приглядываясь к облакам, Жогин сожалел, что не послушал жену и не захватил плаща. Он зябко пошевелил плечами и плотнее прижался к пружинистой спинке сиденья. Ветер усиливался, в кабину залетала пыль. О металлический корпус дробно стучали горошины сыпучего гравия.

Перед въездам в районный поселок полковник приказал остановиться. Отойдя шагов на пять в сторону, он поднял руки вверх, потом вытянул вперед. Шофер тем временем достал из-под сиденья сапожную щетку и узенькую полоску бархотки. Прежде чем почистить запыленные сапоги, Жогин снял китель, осмотрел его, смахнул прицепившиеся травинки.

Минут через пять, когда все обмундирование было приведено в надлежащий вид, а сапоги приобрели зеркальный блеск, машина тронулась дальше.

Штаб дивизии помещался в центре поселка. Двухэтажное белое здание, обнесенное высоким дощатым забором, было видно издали. Над проходной будкой и над воротами плескались алые флажки.

Жогин въехал прямо во двор и остановился у парадного крыльца. Выходя из машины, он по привычке захватил хлыстик, но тут же повернулся и бросил его на сиденье. Из штаба вышел дежурный офицер, доложил, что генерала пока нет, но через десять минут приедет. Полковник прошел в небольшую чистую приемную. Здесь стояло лишь несколько стульев, висели часы и большое зеркало в темно-коричневой дубовой раме. Его повесили по приказу прежнего командира, чтобы перед входам в кабинет офицеры могли привести в порядок одежду. Он так и говорил: «Прежде чем показаться мне, покажись зеркалу». Повинуясь этому правилу, Жогин постоял перед зеркалом и сел возле окна.

Генерал-майор Павлов действительно появился ровно через десять минут. Высокий, суховатый, он вошел в приемную неторопливой, но твердой походкой и, прежде чем Жогин успел встать, подал ему руку с длинными, тонкими, как у пианиста, пальцами:

— Здравствуйте, полковник. Прошу заходить! — И сам распахнул дверь.

Жогин задержал свой взгляд на комдиве, на его свободных и вместе с тем очень собранных движениях. И, вероятно, увлеченный ими, вдруг размашисто кивнул головой в знак благодарности за любезное приглашение. Но этот кивок показался ему таким непривычным и до того нескладным, что он сразу же пожалел о нем и даже поморщился от досады.