Люди золота
Шрифт:
Действительно, безумная была найдена у ворот Нью-Йорка в тот самый вечер, когда Вильки совершил свое преступление.
Роберт поневоле должен был сделать вывод из этого совпадения обстоятельств.
Он вспоминал удивление Адама Фокса, когда он заметил исчезновение одной из жертв, которой, говорил он, должна была быть молодая девушка.
Он припоминал также свои поиски в овраге, оставшиеся тщетными. Джен, раненная в плечо, разряженное ружье Вильки, выстрел, слышанный Робертом в ночь преступления, иглы и колючки, вцепившиеся в платье молодой девушки, наконец даже ее безумие — все заставляло Роберта думать, что это была жертва, чудом спасшаяся от палача Вильки.
Он сообщил эти мысли своей матери и сестре, требуя от них строжайшего сохранения тайны, так как от этого зависела жизнь Джен.
Таинственные незнакомцы, которые имели интерес в ее смерти, сумели бы снова завладеть Джен, и они очевидно были слишком могущественны, чтобы борьба с ними была равной.
При этом открытии Роберта интерес госпожи де-Керваль и Фернанды еще более увеличился.
Прислуга де-Кервалей была предана своим господам и хранила молчание.
Само Провидение посылало таким образом средство разъяснить эти ужасные события. Но для этого было необходимо, чтобы к Джен возвратился рассудок, чтобы она могла все вспомнить и рассказать. К этой цели клонились все усилия Роберта.
Он целые часы оставался с нею, глядя на нее с любовью, которую он чувствовал достаточно сильной, чтобы оживить этот погасший ум.
Джен, сделавшаяся менее дикой, также глядела на него. Иногда Роберту казалось, что он видит в ее глазах отблеск того же чувства, которое он испытывал сам. Ему казалось, что она готова заговорить, но вдруг взгляд ее изменял направление, и она начинала смотреть на какую-то точку в пространстве.
Роберт отчаивался, плакал, оставлял несчастную, но вскоре опять возвращался к ней, оживленный новой надеждой.
Это положение продолжалось уже три недели, как вдруг один раз ночью семейство де-Керваль было разбужено колоколами, бившими набат.
Загорелась фабрика химических продуктов, находившаяся в нескольких шагах от жилища де-Кервалей.
Хотя не было никакой опасности, но все поспешно оделись и собрались в комнате госпожи де-Керваль.
Фернанда приготовлялась идти к Джен, чтобы смотреть за нею и успокоить ее в случае, если она поймет то, что происходит. Но в эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла сама Джен.
При взгляде в окно, в которое виден был пожар, лицо безумной страшно изменилось и на нем выразился глубочайший ужас, она протянула руки к пламени и из груди ее вырвался ужасный крик. Видно было, что она хотела говорить. Наконец, сделав невероятное усилие, она вскричала:
— Огонь!.. Огонь!.. — и упала без чувств.
Её привели в чувство и отнесли в ее комнату, где Фернанда провела около нее всю ночь.
Ни госпожа де-Керваль, ни Роберт не могли спать. Они надеялись, что этот кризис послужит к лучшему и что наутро Джен заговорит и придет в себя.
Роберт был в особенности взволнован.
Единственное слово, которое произнесла Джен, подтверждало его сомнения. Он восстановлял в воображении ужасную сцену, которая должна была произойти в подземелье, где одна из девушек была сожжена. Он все более убеждался, что жертва была сестра или подруга несчастной Джен, которая, обезумев от горя, убежала через проход, ведший к ущелью.
Итак, Роберт с нетерпением ждал конца ночи.
Но все ошиблись.
Когда Джен проснулась, она забыла все, и ни дар слова, ни рассудок не возвратились к ней.
В этот день явился доктор Смит. Ему рассказали ночное происшествие. Подумав довольно долго, он сказал:
— Надо подвергать эту девушку сильным волнениям. То, что произошло, достаточно доказывает это. Память уже возвратилась ей немного. Но впечатление было слишком коротко, чтобы произвести желаемый нами результат. Надо постараться доставить ей волнение более продолжительное, а так как этого нельзя достичь иначе, как дав ей присутствовать при каком-нибудь трогательном действии, то я советую вам свезти ее в театр. Я поеду с вами, и мы постараемся извлечь пользу из кризиса, который, я надеюсь, произойдет.
Доктор был человек слишком знающий и опытный в своем деле, чтобы его советов не послушались.
Однако Роберт опасался этого вечера. Почему? Он сам не мог дать себе отчета. Какое-то предчувствие волновало его. Он не мог объяснить его. Но доктор, конечно, должен был быть прав. Надо было следовать его советам.
В это время на одном из театров давали драму под названием Mother and Child [1] , которая пользовалась громадным успехом. Доктор выбрал для опыта эту пьесу.
1
Мать и дитя.
Роберт взял самую темную ложу, какую только мог найти.
Отправились в театр. Фернанда держала за руку Джен. Доктор не спускал с нее глаз.
Войдя в театр, Джен, ослепленная ярким светом, откинулась назад и закрыла глаза руками, но не испугалась.
Вид многочисленной публики, казалось, интересовал и удивлял ее. Госпожа де-Керваль и Фернанда сели впереди, а Джен осталась сзади между доктором и Робертом.
Последний оглядывал залу. Вдруг он не мог удержать чувства неудовольствия и досады. Он заметил напротив себя в ложе лорда Фельбруга, а с ним адвоката Реджа и дона Лимареса. Но Джен с того места, на котором она сидела, не могла быть замечена ими.
Оркестр играл до поднятия занавеса, и Джен слушала со вниманием. Наконец драма началась.
Дело шло о вечном преступлении — неверности. Молодая женщина, оставленная мужем, взяла любовника. Таково было содержание первого акта, прошедшего без всяких приключений. Джен была чрезвычайно внимательна.
Занавес поднялся во второй раз. В промежутке между актами прошло десять лет. Муж вдруг узнает, что десять лет тому назад был обманут. Он упрекает жену в этом проступке и, чтобы наказать ее, хочет взять у нее ребенка, которого отказывается считать своим. Мать в слезах желает защищать свое дитя и решительно становится между мужем и невинным созданием. Муж грубо отталкивает ее и схватывает ребенка…