Людоед на первом этаже
Шрифт:
– Что вы сделали с Гвинни? – вопросил он.
– Ничего, - ответил Малколм.
– Иди и спроси ее, если хочешь, - сказал Дуглас.
Джонни и Каспар протиснулись мимо Дугласа и поспешили в комнату Гвинни. Она стояла на коленях посередине комнаты и явно плакала. Однако упорно отрицала, что Малколм и Дуглас ее хоть как-то обидели.
– Они были очень добры, - сказала она.
– Тогда почему ты плачешь? – обвиняюще спросил Джонни.
– По другому поводу. Я сглупила, и Малколм меня утешил. Мне нравится Малколм. Вот так!
Она слегка вздрогнула, сделав это ужасное признание, и не осмелилась
– Дурацкие девчонки! – сказал он. – Дай мне несколько старых свитеров для ирисок и не приближайся ко мне месяц. Ты воняешь!
Гвинни протянула два свитера, радуясь, что так легко отделалась, и мальчики забрали их вниз.
– Ведро, - сказал Джонни. – Как думаешь, может, они промыли ей мозги?
– Нельзя промыть мозги, сунув голову в ведро, кретин! – ответил Каспар. – К тому же ее волосы не были мокрыми.
Ириски с таким аппетитом накинулись на свитера, что к вечеру воскресенья от них остались только те части, где проходили швы. Ириски – даже увечная – выросли до размеров двенадцатидюймовой линейки. Каспар чувствовал себя из-за них немного неуютно. Он предпочел бы, чтобы они были как трубка, которая, несмотря на то, что съела почти половину строительных деталей, нисколько не изменилась в размерах.
В комнате появился сильный запах. К вечеру воскресенья он стал невыносим.
– Думаю, это их помет, - сказал Джонни. – Понимаешь, они не приучены не пачкать в доме.
Каспар, зная, что Людоед должен вернуться к ужину, поспешил вниз за пылесосом. Шум испугал ириски, и они убежали обратно в свою коробку, а трубка приняла длинный шланг пылесоса за змею и спряталась в шкафу. Но запах, по крайней мере, уменьшился.
– Когда закончите, мы возьмем пылесос, - сказал Дуглас, появляясь в дверях.
– Слишком ленивый, чтобы самому принести его наверх, да? – ответил Джонни.
– Не наглей, - ответил Дуглас и дал ему затрещину, после чего забрал пылесос, оставив Джонни в ярости.
– Ты мог бы что-нибудь сказать, Каспар! Он ударил меня! Ты видел?
– Да, видел, - сказал Каспар.
Он не мог решить, что предпринять по этому поводу. Технически Дуглас был старшим, а никто не отрицал, что старший имеет право колотить младших, которые дерзят ему. А Джонни дерзил Дугласу. И Дуглас ударил его несильно. И Каспар не имел ни малейшего желания провоцировать Дугласа на случай, если тот еще помнит о ночи, когда Людоед поймал его. Кроме того он был обязан Дугласу тем, что перестал быть Малколмом. Однако на самом деле старшим братом Джонни был Каспар, а не Дуглас. Ему приходило в голову только одно решение.
– Полагаю, колотить тебя – моя обязанность. Я могу, если хочешь.
– Ты так же ужасен, как Гвинни! – воскликнул Джонни.
– Ну как? – спросил Людоед за ужином. – Хорошо провели выходные?
– О, да! – ответили все пятеро с явно чрезмерным энтузиазмом – и все сразу это почувствовали.
– Понимаю, - кисло произнес Людоед.
Джонни клялся, что Людоед исключительно из мести в тот вечер внезапно появился в дверях их комнаты. Сам Джонни вполне законно занимался тем, что пытался определить, какие из оставшихся химикатов находились в нижней части набора. Ириски забились в коробку, отсыпаясь после свитеров Гвинни, а крышки плотно закрывали банки из-под печенья. Но здесь сидела Гвинни, которая должна была уже находиться в постели. Они с Каспаром пытались обучить трубку фокусам. Сложно сказать, кто испугался больше, когда вошел Людоед – трубка или Гвинни. Трубка тут же упала на бок и прикинулась мертвой. Гвинни пожалела, что не может сделать то же самое.
– Похоже, у вас тут произошла революция, - произнес Людоед при виде непривычно пустой комнаты.
Он посмотрел на Гвинни, и Гвинни дрогнула. Но в этот момент Людоед увидел трубку.
– Я искал ее повсюду, - к их ужасу, он подошел и подобрал трубку. Та изо всех сил притворялась мертвой. – Как она оказалась здесь?
– Она… она появилась, когда мы убрались, - сказал Каспар.
– Да неужели? Что ж, лучше поздно, чем никогда, - и к еще большему их ужасу, Людоед достал табак и начал набивать трубку. – Я пришел спросить вас кое-о-чем, - сказал он, набивая табак в застывшее от ужаса создание. – Я подумал… О, и вы здесь? Хорошо.
В дверях стояли Дуглас и Малколм.
– Мы пришли попросить пластинку, - сказал Дуглас, и это явно и абсолютно было лишь предлогом.
– Что ж, я хотел поговорить со всеми вами, - сказал Людоед, набивая табак до отказа. – Вы знаете, что мы с Салли устраиваем в среду прием. Множество людей были добры к нам, и мы хотим отплатить им с лихвой. И мы подумали… - тут он чиркнул спичкой и поднес ее к трубке.
Это было уже слишком для бедной трубки. Она отчаянно изогнулась и попыталась вырваться из руки Людоеда. Людоед смотрел, как она вращается и извивается у него перед лицом, с таким выражением, словно думал, что сходит с ума. Каспар, Гвинни и Джонни не знали, что тут можно сделать или сказать. Они лишь надеялись, что Малколм не видит, что происходит, поскольку Людоед стоял вполоборота к двери. Возможно, Дуглас тоже не видел, поскольку на него внезапно очень удачно напал приступ кашля.
Людоед решил, что ему просто почудилось, снова крепко сжал трубку зубами и приложил к ней спичку. Трубка перестала извиваться и снова застыла.
– Мы подумали, что двое из вас могли бы побыть официантами, - сообщил Людоед между затяжками. – Подносить оливки и сэндвичи, и тому подобное.
Они едва слышали его. Все пытались рассмотреть сквозь клубы дыма, как там трубка.
– Образцовое поведение и костюмы, - Людоед поднес еще одну спичку.
– Я хотел бы, - сказал Джонни, совершенно не соображая, что именно говорит.
Дуглас снова начал кашлять.
– Правда? – Людоед чиркнул третьей спичкой. – Честно, Джонни, ты последний, кого бы я выбрал. Но Салли сказала, что я должен позволить решить вам.
Джонни вынужден был оправдать свою ошибку:
– Можно съесть кучу всякой еды, пока разносишь ее.
– Именно, - произнес Людоед.
Трубка теперь полностью разгорелась и не проявляла ни малейших признаков жизни.
– Гвинни слишком маленькая, чтобы не спать так поздно, но…
В любое другое время Гвинни энергично запротестовала бы. Но сейчас она могла думать только о том, что трубка, похоже, умерла.