Людоедское счастье. Фея карабина
Шрифт:
(Да, я знаю, она крепкая, да.)
– Вы к нам зайдете, доктор? Вы ее посмотрите? Ответ приходит незамедлительно:
– Естественно, господин Малоссен, я буду непосредственно наблюдать за ходом дела, но сначала надо уладить отношения с больницей и известить полицию, чтобы там не решили, что кто–то выкрал подозреваемого или что–нибудь в этом роде.
– Как можно решить дело с полицией?
Я совершенно обалдел, я полностью полагаюсь на человека, которого до этого видел всего дважды: один раз в прошлом году, когда к нему привезли мелко порезанного и обжаренного, как цыпленок,
Жереми, и второй раз в день смерти Вердена. Но такова жизнь: если вы встретите в толпе человеческое лицо, не теряйте его… идите следом.
– Господин Малоссен, я позвоню инспектору Пастору – тому, кто приходил к ней и шептал что–то на ухо, да, я попрошу совета у инспектора Пастора.
30
– А, это ты, Пастор, заходи, заходи.
Глубокой ночью кабинет комдива Серкера был освещен как днем – в любое время суток со стен тут лился один и тот же ровный свет, он лился и с потолка, истребляя тени и безжалостно выхватывая из пространства контуры сермяжной правды.
– Пастор, знакомься, это Вертолет, Вертолет, это Пастор, тот, который расколол Шабраля, помнишь?
Верзила Вертолет скупо улыбнулся в сторону инспектора Пастора, который стоял, пожалуй, чуть робея, в своем старом вязаном свитере: от яркого света он казался невесомым, даже каким–то жидковатым, как воздушный шарик, и то, что эта целлулоидная копия Маленького Принца вырвала чистосердечное признание у Шабраля, никак не укладывалось в голове у верзилы Вертолета.
– Ну что, Пастор, говорят, тебя чуть не подстрелили? Хорошо еще, старик Тянь оказался рядом.
Серкер не вкладывал в эту фразу ни капли иронии. Он просто констатировал соотношение между двумя нижними чинами.
– Я не успел расстегнуть кобуру, – сказал Пастор, – как все кончилось.
– Да, – произнес Серкер, – я видел раз, как Тянь стреляет, это нечто. Чтоб такой мелкий мужик с такой скоростью орудовал крупнокалиберной пушкой – ей–богу, сбрендишь.
Потом, заметив повязку на руке:
– Что, царапнуло?
– Порезался о бутылку, когда упал в мусорный бак, – сказал Пастор. – Почетная рана!
– Погоди, лиха беда начало.
Освещение в этом кабинете имело еще один эффект. Оно шло ниоткуда и отменяло время. Этот эффект комдив умело обыгрывал при допросе преступников. Ни одного окна не было в этом кабинете, однако он казался целиком стеклянным. Никаких часов на стенах. И не было часов на запястье у полицейских, входивших туда вести допросы.
– Вы заняты? – тихо спросил Пастор. – Я хотел бы попросить вас уделить мне немного времени.
Верзила Вертолет скупо улыбнулся. Красиво Пастор выражается – тихий голос и все такое.
– Да сколько угодно, малыш.
– По личному делу, – сказал извиняющимся тоном Пастор, взглянув на Вертолета.
– Гуляй отсюда, Вертолет, и по пути скажи Паскье, пусть удвоит слежку за Мерлотти, мне надо, чтоб этот вшивый макаронник часу не мог прожить без моего ведома.
И дверь закрылась за приказоносным Вертолетом. Массивная дверь матового стекла на алюминиевых шарнирах.
– Баночку пива, малыш? – спросил Серкер. – Скажи честно, наложил немного в штаны?
– В общем–то, да, – признал Пастор.
Серкер достал две банки пива из настенного холодильника и, плюхнувшись в белое кожаное кресло, протянул одну Пастору.
– Садись, парень, рассказывай.
– Хочу вам показать что–то интересное.
Пиво – всегда пиво: истинно общественный напиток. Серкеру нравился Пастор. Он стал нравиться ему еще больше, когда выложил Серкеру на стол девятимиллиметровый патрон с гильзой, надпиленной крестом:
– Эта пуля из оружия, которым убили Ванини. Она сделана кустарным способом.
Комдив долго качал головой, катая пулю между большим и указательным пальцами.
– Ты что, нашел оружие?
– Оружие, убийцу и мотив.
Серкер поднял глаза на юного инспектора, протянувшего ему полдюжины черно–белых фотографий. На них был изображен расторопный Ванини, бьющий кастетом повергнутых наземь демонстрантов. На одной фотографии лицо одного из них разбивалось вдребезги. Глаз вылетал из орбиты.
– Где ж ты их откопал? Я обыскал всех приятелей Бен Тайеба и ничего не нашел.
– Они хранились у Малоссена, – сказал Пастор. – Я их осторожно выкрал. Он, видимо, даже не заметил моего визита.
– А оружие?
– То же самое. Вы были правы, это был П–38. Там же, у Малоссена.
Серкер глядел на сидящего напротив безусого парнишку, на укротителя Шабраля, который теперь принес ему на блюдечке то, что он сам и вся его команда в полном составе так долго разыскивали.
– А что тебя навело на след, малыш?
– Вы. Я подумал, что вы правы, что Бен Тайеб заморочил мне голову. Я этого не люблю. И потом, я расследую дело одной девицы, которую Малоссен пытался убить, так что пришлось немного заехать на вашу территорию.
Серкер одобрительно кивнул:
– Дальше?
Пастор смущенно улыбнулся:
– Как вы, вероятно, знаете из моего личного дела, я богат. Я унаследовал крупное состояние и могу позволить себе за баснословные деньги иметь лучших осведомителей, то есть самых неподкупных.
– Симона–Араба?
– Например. А также Длинного Мосси.
Серкер сделал большой глоток пива. Когда последние хлопья растаяли у него на усах, он спросил:
– Ну и как тебе видится это дело, ну хотя бы в общих чертах?