Людоедское счастье. Фея карабина
Шрифт:
– Элементарно, – сказал Пастор. – Насчет Бен Тайеба вы были правы, он действительно занялся химией. Но мозг дела – Малоссен, работающий под маской безупречного главы семьи. Ему и Тайебу пришла в голову оригинальная идея: переместить рынок сбыта наркотиков с молодежи на стариков. Начали они с Бельвиля, но твердо намереваются расширить дело. Ванини, которого можно было упрекнуть в чем угодно, кроме глупости, – действовавший, конечно, не такими способами работы со стукачами, как я, но тоже по–своему эффективными, – Ванини их разгадал, тогда они его убрали. Вот так. Вернее, его убрал Малоссен. Они думали, что вы не поднимете шуму, пока не получите фотографии, слишком компрометирующие ваш отдел.
Пастор допил свое пиво и подытожил:
– Теперь снимки у вас. Вместе с негативами. Время и вправду не существовало в кабинете комдива Серкера. Пастор не смог бы сказать, через сколько секунд Серкер спросил:
– И ты мне это так приносишь на блюдечке, за здорово живешь?..
– Нет, – сказал Пастор, – не за здорово живешь.
– Слушаю тебя.
Инспектор Пастор улыбнулся удивительно по–ребячьи:
– За еще одну банку пива.
Серкер разразился серкеровским смехом и вновь оказался у холодильника. Он стоял к Пастору спиной, и яркий свет из мини–холодильника, вставленного в верхнюю часть алюминиевого стеллажа, очерчивал его торс желтым ореолом, тогда как остальная часть тела по–прежнему пребывала в бесплотной яркости кабинета. Серкер стоял к Пастору спиной, с банкой пива в каждой руке, когда тот без всякого выражения сказал:
– Зря вы пытались меня убить, Серкер.
Тот не обернулся. Он по–прежнему стоял с руками, занятыми пивными банками, перед захлопнувшейся дверцей холодильника, не двигаясь в ярком безвременном свете, спиной к опасности.
Пастор откровенно–весело рассмеялся:
– Обернитесь! Я не держу вас на мушке! Я просто сказал, что не надо было приказывать меня убивать.
Первый взгляд оглянувшегося Серкера был обращен на руки Пастора. Нет, Пастор не целился в него из пистолета. Долгий, медленный выдох.
– Я даже не сержусь на вас за эту попытку. Я просто объясняю вам, что вы допустили ошибку.
Что–то детское промелькнуло в лице Серкера.
– Это не я! – сказал он.
Дети громко кричат, когда врут. И еще громче, когда говорят правду. Пастор поверил стоявшему перед ним человеку.
– А кто, Понтар–Дельмэр?
Серкер кивнул:
– Его дочка, перед тем как сигануть в окно, написала про тебя записку. Понтар хотел отомстить. Я говорил ему, что это идиотизм.
Пастор медленно, одобрительно кивнул:
– Ваш Понтар делает глупость за глупостью. Так что, будем пить пиво или не будем?
Наконец откупоренные, банки с восхитительным бульканьем наполнили бокалы.
– Во–первых, стрелять в полицейского – глупо, правда?
Пастор, улыбаясь, задал этот вопрос Серкеру, Серкер без улыбки кивнул.
– Затем, поручить это дело двум кретинам – еще глупее.
Бокал Серкера остался полон.
– Не говоря о том, что эта парочка – я готов дать руку на отсечение, что ребята – те же, – уже провалила одно задание.
Пастор явственно увидел, как навострились уши внутри головы Серкера, хотя большая усатая и мясистая маска, смотревшая на него, хранила невозмутимость.
– Ведь журналистку–то, Джулию Коррансон, они проморгали. Серкер, они вкололи ей наркотики и бросили в Сену. Она упала на баржу, а они даже не заметили!
– Мудаки, – выдохнул Серкер.
– И я того же мнения. Вы знаете, откуда они ее сбросили?
Серкер замотал головой.
– С Нового моста, прямо у нас под окнами. Естественно, нашлись свидетели. Это было в ту ночь, когда убили Ванини.
Пастор выпускал фразы одну за другой, так чтоб дать им время впитаться в расположенные напротив мозги, и чувствовал, что они работают на полную мощность. Бывают жизненные обстоятельства, когда человек и вправду напоминает компьютер: снаружи все гладко, зато внутри яростно мигают нервные клетки. Когда Серкер оценил масштаб того, что он только что узнал, он выбрал единственно стоящее решение:
– Слушай, Пастор, кончай ваньку валять! Лучше сразу скажи, что ты знаешь, как узнал и что тебе надо. Идет?
– Идет. Расследование началось с обнаружения тела, сброшенного на баржу, – эта девица до сих пор в состоянии комы. Я выяснил, что она журналистка, и, учитывая излюбленные темы ее статей, естественно было предположить, что она сунулась в какую–нибудь историю и кому–то нужно, чтоб она замолчала. Вам пока все ясно?
Кивок.
– Я отправился с обыском к ней домой и по дороге встретил некоего Малоссена, который несся с такой скоростью, что врезался в старика Тяня и выронил пачку фотографий. На снимках была Эдит Понтар–Дельмэр.
Пауза. Голова–Серкер кивает.
– Как всякий нормальный полицейский, я прошел стажировку в бригаде антинарка, поэтому ее лицо мне где–то уже встречалось. Я сверился с картотекой и обнаружил, что вы и в самом деле арестовывали эту девицу в 1980 году. Я решил, что она снова занялась торговлей наркотиками, а эти снимки, видимо, являются уликой. Но нес ли их Малоссен к Джулии Коррансон или, наоборот, только что украл у нее? Вот этого я не знал. И тут, сами того не подозревая, мне помогли вы.
Быстрый взгляд типа: «Я? Как?»
– Послав меня на обработку Хадуша Бен Тайеба. Смерть Ванини стала для вас навязчивой идеей. Вам во что бы то ни стало надо было засадить Тайеба. Но когда я сказал вам, что те просроченные лекарства, с которыми вы его взяли, получены в мэрии, что их выдала какому–то старику районная медсестра на церемонии вручения медали, вы ведь мне не поверили, помните?
Кивок головы, начинающей врубаться.
– Вы отказались поверить как–то слишком поспешно. Почему он не хочет верить, подумал я. Что тут такого невероятного? Я решил, что из любопытства надо взять и проверить. И я проверил.