Людовик и Елизавета
Шрифт:
— Бога ради, простите, дорогой барон, что я вас задержал! — произнес он, приветливо протягивая Нолькену обе руки, — но те сведения, которые я добыл в это время, наверное, послужат мне достаточным извинением!
— Помилуйте, милый маркиз, — ответил Нолькен, — об извинениях здесь и речи быть не может! Ведь мы работаем с вами заодно, идем к одной цели…
— О да! — с улыбкой сказал маркиз, — хотя иногда мы и расходимся в мнениях относительно пути, ведущего к этой цели. Ну-с, итак, вы рассчитываете сегодня ночью покончить со всеми нашими неприятностями? Но знаете ли вы, что царевна категорически отказалась подписать известное вам обязательство?
— Да?
— Как вы ошибаетесь, милый барон! Я имею самые точные сведения, что царевна однажды сказала в интимном кругу: "Я буду водить шведов и французов за нос, но им от меня все равно ничего не увидеть!"
— И все-таки для нас иного исхода нет! Хотя мой государь и убежден, что война с Россией была бы своевременной и победоносной, но войны не хочет сенат, а вы знаете, как умалена у нас королевская власть. Для Швеции нет выхода… И вот мне категорически предписано во что бы то ни стало изменить это положение вещей…
— Но уверены ли вы, что предпринятые вами шаги действительно помогут этому? Уверены ли вы, что Миних, получая от вас деньги, действительно сделает то, чего вы ждете от него?
— Маркиз! — сказал Нолькен, удивленно откидываясь на спинку кресла, — я не понимаю ваших сомнений!
— Я сейчас объясню их вам. Не правда ли, Миних поставил вам условием, чтобы половина обещанной суммы была доставлена ему сегодня же?
— Да, я обещал прислать этот задаток до восьми часов вечера…
— И вас не удивило, что он желает от вас гарантий, сам не давая никаких?
— Но мне кажется, что, получив деньги…
— Полно, милый барон! Меня удивляет, как такой тонкий дипломат, как вы, не видит всей сомнительности подобного положения вещей. Если Миних возьмет с вас деньги и ничего не сделает, то вы лишены возможности кричать об этом, потому что какой же посол согласится сам признаваться, что он давал деньги на ниспровержение существующего законного правительства? Если же Миних сделает, что обещал, но вы не исполните своего обещания, то, став вместе с переворотом у самого кормила власти, он найдет возможность и средства заставить вас дорого поплатиться за обман. Значит, при таком положении вещей, когда Миних гарантирован всем, а вы — ничем, гарантий требуют именно с вас! Даже если бы у меня не было фактов, доказывающих, что вас собираются обмануть, заманить в ловушку, мне достаточно было бы одного этого логического соображения!
— Но у вас имеются факты?
— Да, и очень убедительные! — и Шетарди рассказал Нолькену все, узнанное им от Любочки.
— Но этого не может быть! — воскликнул шведский посол. — Я не могу допустить, чтобы Миних пошел на такой обман! Вас ввели в заблуждение, маркиз.
— Барон! — ответил Шетарди, — клянусь вам словом французского дворянина и рыцаря, что особа, сообщившая мне эти сведения, заслуживает полного доверия и что до сих пор каждый мельчайший факт, переданный мне ею, подтверждался в точности!
— Но я не понимаю, как мог Миних… Да и какая выгода?..
— И это мне нетрудно объяснить вам, барон! Еще тогда, когда ждали смерти императрицы Анны, Миних являлся к царевне Елизавете с предложением своих услуг. Он хотел выговорить определенные условия, но царевна, опасаясь, что ей подставляют ловушку, гневно ответила, что "дочери не пристало торговаться с человеком, всецело обязанным ее отцу". Значит, действуя в пользу царевны, Миних идет на риск. А тут он рассуждает
— Боже мой, но вы приводите меня в отчаяние, маркиз! Я положительно не знаю, на что решиться…
— По-моему, единственно правильным исходом будет послать Миниху записочку, извещающую его в том, что вы не могли достать сегодня деньги и вручите их ему завтра!
— Но записка может скомпрометировать меня!
— Нисколько! Вот вам бумага, перо, чернила. Садитесь и пишите: "Дорогой фельдмаршал, очень извиняюсь, что не мог достать сегодня просимое Вами. Если обстоятельства сложатся сегодня благоприятно, то завтра я весь к Вашим услугам". Вот вы и увидите, насколько чисты были намерения фельдмаршала!
— Мне кажется, что вы правы, дорогой маркиз! — сказал Нолькен, к великому торжеству Шетарди подписывая и запечатывая продиктованную ему записку. — Миних не имеет ни права, ни основания сомневаться в моем обещании. Если же он не исполнит своего — значит, он и не собирался исполнять его! Я сейчас же отправлю записку с одним из моих людей. А теперь до свидания, дорогой маркиз. Большое спасибо вам за громадную помощь, которую вы оказываете мне!.. Но я боюсь, — сказал он уже в дверях, — как бы Миних, осуществив переворот в пользу Брауншвейгского дома, не стал из мести еще ухудшать наше положение?
— Э, барон, чем он может ухудшить? Положение бесспорно плохо… Да и не бойтесь: я знаю Миниха, знаю и брауншвейгскую чету: торжество Миниха будет калифством на час!
Он проводил шведского посла до передней, затем, вернувшись к себе в кабинет, с торжествующей улыбкой подошел к железному шкафу, в котором хранились особо ценные вещи и важные документы, достал оттуда несколько табакерок, выбрал одну, отличавшуюся особенно тонкой работой и ценностью, полюбовался на кружевную эмаль, на двойной ряд драгоценных камней, окружавших портрет Людовика XV, спрятал ее в изящный бархатный футляр и отправился совершать свой вечерний туалет. В это время ему по его приказанию уже успели заложить карету. Закутавшись в дорогую шубу, Шетарди уселся и сказал форейтору:
— На Дворцовую набережную, — дом фельдмаршала Миниха!
VI
ПАДЕНИЕ РЕГЕНТА
Фельдмаршал Миних жил не в собственном доме, а в наемном, помещавшемся рядом со старым Зимним дворцом: собственный дом фельдмаршала на Васильевском Острове (где теперь Морское училище) не был еще достроен.
В описываемое время фельдмаршалу было 57 лет. Мардефельд в депеше от 17-го декабря 1740 года дал ему такую характеристику:
"У него великолепная фигура, он очень трудолюбив и красноречив. У него большой талант к военному делу, но к той деятельности, за которую он теперь взялся, у него нет и намека на способность, да и вообще у него скорее поверхностный, чем глубокий ум. Его скупость, которую можно назвать ослепительной, сделает то, что он подарит свою дружбу и добрую волю любой иностранной державе, способной осуществить его материальные надежды. Ввиду того, что он совершенно невежествен, он во всем советуется с братом, который обладает педантической эрудицией, но лишен здравого смысла".