Люси Салливан выходит замуж
Шрифт:
Чем сильнее он пьянел, тем больше я трезвела. Я почти ничего не говорила, но он или не замечал этого, или ему было наплевать.
Неужели он всегда был таким? Ответ был: конечно же да. Это не он изменился, а я, и стала смотреть на все иначе.
Гасу было все равно, что я делаю или говорю. Для него я служила источником денег и не более того.
Дэниел был прав. Как будто мало мне огорчений, но пришлось еще и признать, что этот самодовольный мерзавец был прав. И теперь он всю жизнь будет напоминать мне об этом. А может, и нет — в последнее время его самодовольство куда-то подевалось. Да и раньше он не был самодовольным.
Я просидела с пустым стаканом больше часа. Гас не обращал на это внимания. Потом он ушел в уборную и не возвращался минут двадцать, а когда вернулся, то не извинился и не объяснил, что его задержало. В таком его поведении не было ничего необычного. Наши совместные вечера всегда проходили в подобном ключе.
Как-то так получалось, что меня всегда окружали мужчины, которые много пили и злоупотребляли моим мягкосердечием. Почему — я не знала, но определенно с меня было достаточно.
Как всегда, мы досидели до самого закрытия и, как всегда, Гас не ушел, не завязав перебранку с одним из барменов. Бармен выпроваживал его, говоря: «Иди же домой, тебе что, некуда деваться?» Гас решил, что такие слова ужасно бессердечны, потому что в Китае недавно было землетрясение, разрушившее много домов. «Что, если бы это услышал китаец?» — вопил он в ответ. Описывать его дальнейшее поведение было бы слишком утомительно. Достаточно будет сказать, что бармену пришлось буквально выталкивать Гаса из паба. Гас же сопротивлялся и кричал: «Чтоб ты сдох без причастия!»
Подумать только, раньше я восхищалась такими поступками Гаса, считая его бунтарем.
Дверь за нами с грохотом захлопнулась. Мы стояли на улице.
— Ладно, Люси, поехали домой, — сказал Гас, покачиваясь и икая.
— Домой? — вежливо переспросила я.
— Угу.
— Хорошо, Гас, — согласилась я, и он победно улыбнулся. — А где ты сейчас живешь?
— Там же, в Кэмдене, — расплывчато ответил он. — А почему…
— Значит, едем в Кэмден.
— Нет! — встревожился Гас. Он явно не ожидал такого поворота.
— Что так?
— Ко мне нельзя, — сказал он.
— Почему нельзя?
— Просто потому что… нельзя.
— Да? В дом моего отца я тебя не повезу.
— А что? Я помню, ты говорила, что мы бы с ним отлично поладили.
— В этом я не сомневаюсь, — горько усмехнулась я. — И этого же боюсь.
С Гасом дело было нечисто, и я подозревала это с самого начала. Скорее всего, у него в Кэмдене была девушка, у которой он и проживал. Однако эти подозрения не вызвали во мне ни малейшей ревности. Теперь я бы не притронулась к Гасу и в перчатках. Как я могла влюбиться в него? В этого легкомысленного, вечно пьяного гнома, который не вылезал из своей дурацкой овечьей шубы и потасканного коричневого джемпера?
Чары развеялись. Все в нем вызывало отвращение. Он даже пах неприятно. Как ковер наутро после особенно разудалой вечеринки.
— Можешь не объяснять, почему мне нельзя поехать к тебе домой, — сказала я, — и почему я ни разу там не была. Твои нелепые выдумки меня не интересуют.
— Какие выдумки? — Даже несложное слово «выдумки» далось Гасу с большим трудом.
— Нелепые, какие же еще, — повторила я. — Например, ты можешь сказать, что твой брат оставил у тебя в квартире корову и тебе приходится держать ее в спальне, потому что она стеснительна и боится
— Я могу такое сказать? — задумался Гас. — Может, ты и права, пожалуй, это в моем стиле. Ты — исключительная женщина, Люси Салливан.
— О нет, — улыбнулась я. — Больше нет.
Это окончательно запутало его пропитанный алкоголем мозг.
— Вот видишь, — изрек он. — Придется нам ехать к тебе.
— Я поеду к себе, — поправила его я. — Без тебя.
— Но… — начал он.
— До свидания, — пропела я.
— Эй, Люси, подожди, — забеспокоился Гас.
Я обернулась к нему с ласковой улыбкой:
— Да?
— А как же я доберусь до Кэмдена?
— Я что, похожа на предсказательницу будущего? — спросила я с самым невинным видом.
— Люси, у меня нет денег.
Я посмотрела ему в глаза. Он с готовностью улыбнулся.
— А мне, мой милый, абсолютно наплевать.
Мне всегда хотелось сказать ему это.
— Как? Что?
— Не понял? Попробую объяснить тебе, — проворковала я и, выдержав для пущего эффекта паузу, выпалила ему прямо в лицо: — ПРОВАЛИВАЙ, ГАС! — Еще одна пауза мне понадобилась, чтобы сделать глубокий вдох. — Найди себе кого-нибудь другого, чтобы клянчить деньги, пьянчуга! На меня больше не рассчитывай!
И с этими словами я развернулась и ушла, оставив Гаса безмолвно смотреть мне вслед. На лице у меня блуждала счастливая улыбка. Правда, через несколько секунд я поняла, что метро находилось в другой стороне. Пришлось возвращаться. Хорошо хоть, этого паразита уже не было.
Глава семьдесят пятая
Гнев окрылил меня.
Я поехала в Аксбридж, но только для того, чтобы собрать свои вещи. Пассажиры поглядывали на меня с опаской и старались не приближаться ко мне, а я проигрывала в голове снова и снова все те сердитые, неприязненные слова, что сказала Гасу. В ушах у меня звучал триумфальный голос: «Ты должна быть жестокой, чтобы быть жестокой».
С горькой усмешкой я прикидывала, что еще мог сломать или натворить папа в мое отсутствие. Вполне вероятно, что бестолковый пьяница сжег дом дотла. Если так, то я надеялась, что он сгорит вместе с домом. При мысли о том, как ярко он пылал бы, я засмеялась вслух, чем насторожила пассажиров еще больше. Папа был проспиртован так, что пожарным потребовалось бы не меньше недели, чтобы погасить его. И этот факел было бы видно из космоса, как Великую Китайскую стену. И может, инженеры придумали бы что-нибудь, чтобы использовать выделяющееся тепло для отопления Лондона в течение как минимум пары дней.
Я ненавидела его.
Мне стало понятно, насколько плохо обращался со мной Гас — с моего же позволения. И это было точной копией того, как обращался со мной мой родной отец. Я знала только, как любить пьяных, безответственных, никчемных людей. Потому что только этому мой отец научил меня.
Моя любовь к нему кончилась. С меня было достаточно. Отныне пусть сам следит за собой. И денег я больше не дам — ни одному, ни второму. Гас и папа слились в единое целое в раскаленном потоке моей ярости. Папа никогда не гладил Меган по волосам, но тем не менее я была взбешена таким его поведением. Гас никогда не рыдал, держа меня, еще девочку, на коленях, и не внушал мне, что мир — это черная яма, но все равно я не собиралась ему этого прощать.