Люси Салливан выходит замуж

Кейс Мариан

То есть она сказала примерно все то, что говорит девушка, узнавшая, что ее бывший бойфренд имел наглость завести новую подружку.

Шарлотта гладила ее и утешала, как могла, а я просто вышла из комнаты. Мне было не жаль Карен, потому что я была слишком занята, жалея себя.

Я была потрясена.

До меня только что дошло, что я серьезно влюблена в Дэниела.

Моя тупость поистине удивительна, а мое умение судить о людях вообще вызывает гомерический хохот. Уже в течение некоторого времени я подозревала, что неравнодушна к Дэниелу,

и считала, что с моей стороны это чувство было проявлением моего крайнего легкомыслия. Но влюбиться в него, полюбить его — это просто преступная небрежность.

А если вспомнить о том, как я издевалась над женщинами, которые влюблялись в Дэниела последние десять — пятнадцать лет? Разве могла я вообразить, что со мной случится то же самое? Из всего этого наверняка можно вынести серьезный урок типа: «Не дразни, да не дразним будешь». Ну, что-то в этом духе.

Способность трезво мыслить покинула меня, не выдержав напора острой, разрывающей душу боли и дикой, сводящей с ума ревности.

Хуже ревности был страх, что я потеряю Дэниела навсегда. Он уже так давно ни с кем не встречался, что я стала привыкать к мысли, что он — мой.

Большая ошибка.

Из возможных на данный момент шагов я сделала самый дурацкий: я позвонила ему.

Только он мог успокоить мою боль, даже если он сам и был ее источником.

Да, необычная ситуация: я собиралась поплакаться другу в жилетку из-за своего разбитого сердца, хотя сердце мне разбил собственно владелец данной жилетки. Но я редко попадала в нормальные ситуации.

— Дэниел, ты один? — Я ожидала отрицательного ответа.

— Да.

— Можно приехать к тебе?

Он не сказал: «Уже поздно», или «Чего тебе надо?», или «А нельзя подождать до завтра?»

Он сказал:

— Я сейчас заеду за тобой.

— Не надо, — возразила я. — Я возьму такси. Скоро буду.

— Куда ты собираешься? — Моя попытка незаметно выскользнуть из квартиры провалилась. Карен не проведешь.

— Никуда, — сказала я с некоторым вызовом. Горе притупило мой страх перед Карен.

— Куда это никуда?

— Просто никуда.

— Ты едешь к Дэниелу, да?

Она была либо очень восприимчивой, либо параноидально помешанной на Дэниеле.

— Да. — Я смотрела ей в глаза.

— Дура, тебе не на что надеяться.

— Знаю. — Я сделала шажок по направлению к лестнице.

— И ты все равно едешь к нему? — недоверчиво и сердито спросила Карен.

— Да.

— Ты никуда не поедешь, — рявкнула Карен.

— Кто это сказал? — Я уже была на середине лестничного пролета, и мне это прибавило смелости.

— Я тебе запрещаю, — взвизгнула она.

— Я еду.

От ярости Карен светилась и искрилась. Ей было трудно говорить.

— Немедленно вернись, — смогла она выговорить наконец.

— Отстань! — храбро огрызнулась я и помчалась вниз.

— Я дождусь тебя сегодня вечером! — завопила она мне вслед. — Лучше не делай этого…

Глава восемьдесят

четвертая

В такси по дороге к Дэниелу я решила для себя, что честно расскажу ему, почему я так расстроена, хотя греческий хор в моей голове молил не делать этого.

— Ты же знаешь, что никогда нельзя говорить мужчине, которого ты любишь, что ты его любишь! — пели голоса. — Особенно если тебя он не любит.

— Знаю, — раздраженно отвечала я им. — Но у нас с Дэниелом все не так. Он мой друг, он сможет уговорить меня не любить его. Он напомнит мне, как он плохо обращается со своими девушками.

— Найди кого-нибудь другого, кто смог бы тебе все это сказать, — не унимался хор. — Вокруг тебя целый мир людей — почему тебе нужен именно он?

— Только он умеет успокаивать меня, только с ним мне бывает хорошо.

— Но…

— Только он сможет мне помочь, — твердо заявляла я.

— Тебе нас не одурачить, — пел хор. — Говори, что ты задумала?

— Заткнитесь. Ничего я не задумала, — отнекивалась я.

Да, до сих пор я вполне разделяла общепринятую среди женщин догму, доставшуюся нам в наследство от викторианской эпохи: «Он не должен знать, как сильно я люблю его. Я не вынесу его жалости». Тем более если он был не самым благородным мужчиной и имел склонность смеяться и рассказывать о своих победах сотоварищам по тетеревиной охоте. Но наш с Дэниелом случай выпадал из разряда типичных, решила я. С Дэниелом чувство собственного достоинства мне ни к чему.

Когда он открыл мне дверь, мое сердце от радости чуть не выпрыгнуло из груди.

«Проклятье, — подумала я. — Так это правда: я действительно люблю его».

Я немедленно бросилась в его объятия. То, что я была его старым другом, давало мне массу преимуществ, отказываться от которых только потому, что он завел себе девушку, я не собиралась.

Я крепко обняла его, и он — честный игрок — обнял меня не менее крепко.

Несомненно, он счел мое поведение несколько странным, но, будучи порядочным парнем, не стал ничего говорить, а просто действовал по обстановке. «Объясню ему все чуть позже», — решила я. А пока останусь там, где я есть. Он все еще был моим другом, и мне все еще позволялось обнимать его. И на несколько мгновений я могла даже представить, что он был моим любовником.

— Извини, я веду себя по-дурацки. Но мне очень нужно, чтобы ты оставался моим другом.

Ложь, разумеется, однако не могла же я сказать ему: «Извини, я веду себя по-дурацки. Но мне очень нужно выйти за тебя замуж и нарожать тебе детей».

— Я всегда буду твоим другом, Люси, — проговорил он, гладя меня по волосам.

«Спасибо, не надо», — промелькнула горькая мысль, но тут же исчезла. Он был замечательным другом, и не его вина, что меня угораздило влюбиться в него.

Немного погодя я нашла в себе достаточно сил, чтобы оторваться от него.