Лютер
Шрифт:
8.
СВЕТСКАЯ ВЛАСТЬ (1522-1525)
Дело, начатое Лютером, постепенно становилось общегерманским делом. Не только потому, что главные события разворачивались на немецкой земле, не только потому, что за соблюдением законов Церкви на территории Империи призван был следить император-немец, но главным образом потому, что внутри универсальной (вселенской) Церкви началось формирование особой, немецкой. Незадолго до этого аналогичным способом образовалась чешская Церковь гуситов. Вполне естественно, что очередное собрание имперского рейхстага не могло обойти вниманием это явление, которое многие именовали «аферой».
Рейхстаг собрался в Нюрнберге осенью 1522 года и продолжал работу до августа 1523 года. Председательствовал брат императора эрцгерцог Фердинанд. Одним из первых перед делегатами выступил легат Киерегати, от имени папы Адриана VI решительно потребовавший исполнения Вормс-ского эдикта. В самом деле, вопреки решению высокого собрания и приказу императора Лютер продолжал безнаказанно наводнять Германию своими ядовитыми сочинениями и подталкивать народ к беспорядкам. Речь легата не встретила ни малейшего энтузиазма. Под влиянием протестантски настроенных князей, в свою очередь находившихся под сильным давлением советника курфюрста Саксонского
Между тем пока делегаты рейхстага вели споры и дискуссии, представители рыцарства перешли к активным действиям. В августе 1522 года они основали военизированный «Братский союз Рыцарства», руководителем которого избрали уже известного нам Франца фон Зиккингена. Решив, что пришла пора прибрать к рукам владения князей-церковников, назначили и первую жертву — курфюрста Трирского. Зиккинген публично призвал к оружию всех угнетенных подданных архиепископа. В успехе он не сомневался. С самого начала XVI века Германию беспрестанно сотрясали крестьянские бунты локального характера, и всегда находился какой-нибудь обнищавший дворянин, готовый возглавить восставших. На сей раз двойная атака на Рим — со стороны Гуттена и со стороны Лютера — всколыхнула всю Германию. Страна уже давно напоминала пороховую бочку, и не хватало только искры, чтобы вспыхнул пожар. Архиепископ Трирский оказался во многих смыслах подходящей кандидатурой. Он занимал один из старейших в Германии церковных престолов, возглавлял одну из крупнейших епархий, к тому же его владения располагались на расстоянии одного конного перехода от армии Зиккингена, вставшей лагерем на берегах Мозеля. Ему-то и предназначили сыграть роль той искры, от которой должна была загореться вся Германия.
Весной небольшая конная армия приблизилась к стенам Трира и осадила город. Вопреки ожиданиям нападавших никакой волны мятежей на остальной территории курфюршества это не вызвало. Мало того, против Братского союза выступили двое соседей архиепископа — курфюрст Пфальца и ландграф Гессена. Хоть они и относились к лютеранам с благосклонностью, однако феодальная солидарность оказалась сильнее. Они слишком хорошо понимали, что после падения Трира доберутся и до них. Объединенными усилиями им удалось разбить один из двух корпусов армии Зиккингена. Последнему пришлось снять осаду с города, а самому с остатком войска бежать в Пфальц, где он и укрылся в собственном замке в Ландштуле. Отступая, рыцари Зиккингена громили и рушили все церкви и монастыри, попадавшиеся им по дороге. Вскоре преследователи окружили замок. Имея в своем арсенале артиллерию — оружие по тем временам новое и малоизвестное, — они без труда разрушили замок. Зиккинген погиб на крепостной стене, сраженный стрелой из аркебузы (другие говорят, пушечным ядром). Гетц фон Берлихинген, герой Гете, потерял в этом бою руку, которую впоследствии заменил протезом, благодаря чему получил прозвище Железная Рука. Гуттен бежал в Швейцарию. Военная авантюра рыцарства завершилась полным провалом.
Известие о поражении Зиккингена сразило Лютера наповал. Нечего и говорить, что он занимал сторону рыцарей. Разумеется, в союз с рыцарями он вступил по необходимости, надеясь совместными усилиями сокрушить общего врага — Рим. Теперь, когда их дело стало и его делом, он переживал их разгром как личное поражение. На заседании рейхстага, который, к счастью, отказался выполнять приказ о его аресте, его имя не раз упоминалось в связи с событиями в Трире. Многие из князей подозревали, что без его участия здесь не обошлось. Находились и такие, кто открыто злорадствовал: «С антиимператором покончено, скоро разберемся и с антипапой». Снова приходилось лавировать. С одной стороны, на него взирали мятежники, сделавшие его имя своим знаменем; они-то и несли идеи Реформации в народ. С другой — косились могущественные князья, державшие в своих руках всю полноту светской власти. Этим ничего не стоило в мгновение ока и безо всяких предупреждений схватить его вместе с учениками и отправить гнить заживо в тюрьму. Он понимал, что попал между молотом и наковальней. И пока его не сплющили в лепешку, приходилось улыбаться тем и другим...
К июню 1522 года он уже успел опубликовать свою работу «Против сословия пап и епископов, ложно именуемого духовным», поэтому с большой степенью вероятности можно предположить, что ее агрессивный пафос оказал свое влияние на рыцарей. Тактика, избранная Лютером, преследовала вполне определенную цель: доказать и рыцарям, и князьям свою лояльность. Умело дозируя негодование и рассудительность, он словно объяснял, обращаясь и к тем и к другим: вы же понимаете, что наш главный враг — Рим, а епископы и аббаты исполняют в Германии роль его агентов, мы же, нападая
В декабре того же года, когда заседал рейхстаг, а Зиккинген только разрабатывал план будущей кампании, Лютер выпустил трактат, созданный в жанре «политического богословия» — истинный шедевр изворотливости. Написанный по-немецки и посвященный князю Иоганну Саксонскому, которому вскоре предстояло унаследовать от умершего брата титул курфюрста, трактат назывался «О светской власти и пределах покорности этой власти». Светская власть дана от Бога, но это исключительно мирская власть. Духовная же власть целиком принадлежит Церкви. Поэтому светская власть не может распоряжаться церковными делами: ни карать еретиков, ни требовать соблюдения церковных догматов. И наоборот, во всем, что связано с явлениями мирского характера — ведением войн или поддержанием внутреннего порядка в государстве, одним словом, с внешними сторонами жизни общества, — решающее слово принадлежит светской власти, и Церковь не должна вмешиваться не в свое дело. Конечно, Церковь должна защищать правду и осуждать беззакония, однако несовершенство человеческой природы, обусловленное первородным грехом, распространяется и на великих мира сего, которые, так же как все остальные люди, подвержены всевозможным слабостям. Следовательно, их подданные изначально обречены на страдания и насилие со стороны власть предержащих. «Если Бог поставил во главе народов таких негодных правителей, это значит, что мир слишком плох и не достоин, чтобы им правили справедливые государи». Поэтому любое возмущение против власти беззаконно: царей избирает Бог, и только Бог делает их такими, какие они есть. Цари жестоки и несправедливы? Это Провидение послало их нам, чтобы испытать наше терпение и наказать нас за наши грехи. «Наш Бог — могущественный царь, которому нужны благородные, образованные и богатые палачи. Это и есть наши государи».
Но Церковь в этом мире зла, стонущем под гнетом неправедных тиранов, остается Церковью Духа. Практически этим заявлением Лютер как бы давал понять сильным мира сего: наша Церковь признает за вами всю полноту власти в мирской жизни. В отличие от Рима мы не намерены требовать от вас отчета перед святым престолом и предоставляем вам полную свободу действий в политике, какими бы бесчинствами она ни сопровождалась. От вас мы ждем одного: не препятствуйте распространению новой религии, ведь религия — это вопрос веры. Помните, что в своей стране вы у себя дома и не обязаны подчиняться Риму, в частности, не обязаны преследовать тех, кого Рим называет еретиками. Вы можете облагать крестьян сколь угодно тяжкими повинностями, вы можете применять любое оружие для подавления мятежных рыцарей — все это в вашей, мирской, власти. Мы же просим одного: не мешайте нашим сторонникам проповедовать на своих землях, позвольте им вытеснить собой каноников и приходских священников и не возражайте, когда мы по своему усмотрению меняем папистские обряды, ибо все эти вопросы связаны с верой. Точно так же, обращаясь к народу — бюргерам, крестьянам, рыцарям, — Лютер последовательно проводил ту же мысль. В области религии, внушал он им, вы пользуетесь всеми правами, включая право гнать вон тех, кто носит духовный сан, однако в мирской своей жизни вы обязаны помнить, что всякая власть дана свыше, даже та, которая вам кажется неправедной. Если ты веруешь в Бога, то должен безропотно принимать все бедствия и невзгоды этой жизни: и голод, и войны, и лишение свободы, и даже смерть.
Заручившись поддержкой такого влиятельного человека, как Фридрих Саксонский, Лютер вполне мог рассчитывать на практическое осуществление этих идей. Свое отношение к мессе как к отвратительной мерзости он определил еще в 1522 году, теперь же пошел еще дальше. Месса, провозгласил он, не должна рассматриваться как явление исключительно духовной жизни, потому что она совершается в общественном месте и при большом скоплении народа. В связи с этим он писал курфюрсту: «Я больше не желаю слушать ни о каких закрытых мессах (ибо и закрытая месса оборачивается открытым безобразием). Между тем здесь, в замке есть священник, который в духе самого гнусного идолопоклонства ежедневно служит мессу». Этим священником был тот самый мужественный человек, который не бросил своего поста вопреки всем преследованиям и гонениям. Ионас с Меланхтоном обратились к курфюрсту с ходатайством о скорейшем запрещении мессы, уверяя его, что терпеть далее эту мерзость на земле, вверенной его попечению, никак нельзя. Однако Фридрих еще колебался. Полученные им уроки богословия, кажется, пока не убедили его, что его личная власть простирается столь далеко. Лютер снова взялся за перо, надеясь с помощью своих сочинений разжечь в народе и его правителях мстительное чувство к священникам, отказавшимся отправлять божественную службу по новому уставу — Ordo Missae.
Он, многократно заявлявший, что не нуждается в ином мече кроме Слова, пообещал курфюрсту не прибегать к силе для распространения своего учения. Он и в самом деле отдал предпочтение другим средствам. В том же самом году он отправил пастором в Альтенбург небезызвестного нам Цвиллинга. Однако местный капитул наотрез отказался признать за вновь прибывшим какие-либо полномочия на территории своей епархии. Лютер, узнав об этом, обратился за помощью в муниципальный совет Альтенбурга, большинство в котором составляли приверженцы его учения. Совет вынес постановление, смысл которого сводился к следующему. Учитывая, что муниципальные власти несут ответственность не только за сугубо материальные стороны жизни города, но обязаны также следить за процветанием «христианского братского милосердия», они считают своим долгом «изгнать прочь хищных волков», то есть каноников, «увязших в сетях ложного учения». Глава капитула попытался было сослаться на постановления соборов, однако после соответствующего строгого внушения нехотя признал, что право принимать решения по вопросам внутрицерковной дисциплины принадлежит не соборам, а каждому отдельному христианину. Согласно Писанию, каждый вправе иметь собственное суждение о том или ином учении, каждый вправе признать в волке волка и постараться избежать встречи с опасным хищником. В результате назначение на должность священника против воли местного капитула получил Венцеслав Линк. Курфюрст взирал на происходящее с ледяным спокойствием. Еще через год Лютер лично благословил брачный союз Линка с уроженкой Альтенбурга, жители которого таким образом получили с подачи гражданских властей женатого священника, пылающего ненавистью к католицизму.