Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)
Шрифт:
Проявлять верность в управленном мире легко, проявлять ее в мире, охваченном смутой, трудно. Не в том дело, что Вэнь Цзи не знал, что излечение недуга царя будет самому ему стоить жизни. Он пошел на это ради наследника, дабы доказать свою верность долгу.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
О неподкупности / Чжун лянь
Велик муж, которого нельзя опозорить никакими интригами. Тот, кто столь велик, почитаем больше богатых и знатных. Никакая выгода не совлечет его с избранного пути. Ни слава, равная рангу чжухоу, ни сила, равная десяти тысячам колесниц [326] , не заставят его отказаться от своих помыслов. Если его честь будет поругана, в жизни для него не останется радости. Такой человек, получи он власть, никогда не употребит ее в личных целях. На посту чиновника, он себя не опозорит. Даже если многие восстанут против него, он не изберет бегства. Именно таков верноподданный, помышляющий о пользе властителя и выгоде для государства. Когда такому даже грозит гибель, он все равно не станет отступаться от своего, жертвуя собой ради правителя и страны. Если в стране есть такие мужи, можно сказать, что в ней есть люди. Таких людей трудно найти, но еще труднее их распознать.
326
Такое количество колесниц символизировало крупное царство, могущее претендовать на власть во всей Поднебесной.
Уский царь желал убить царевича Цин Цзи [327] , но никак не мог этого достичь. От этого уский царь пребывал в печали. Тогда Яо Ли сказал: «Я, ваш слуга, могу это сделать». Уский царь сказал: «Куда уж тебе! Я шестеркой лошадей не сумел настичь его на берегу реки Цзян [328] , я стрелял в него из лука, и стрелы вонзались справа и слева, но ни одна не попала в цель. А ты, если обнажишь меч, не достанешь ему до плеча, а бросишься на его колесницу, не сумеешь даже достать до переднего бруса. Нет уж, где тебе!» Яо Ли сказал: «Когда речь идет о муже, печалиться можно лишь о недостатке в нем храбрости, но не умения. Если царь искренне хочет мне помочь, мне это удастся».
327
Царевич Цин Цзи — полководец царства Вэй, воевавший с царством У.
328
Река Цзян — Янцзы.
Уский царь согласился. На другое утро царь обвинил Яо Ли в тяжком преступлении, велел схватить его жену и детей, сжечь их и пепел развеять. Яо Ли бежал. Он направился в Вэй и предстал там перед царевичем Цин Цзи. Царевич Цин Цзи был ему рад и сказал: «Уский царь утратил дао. Вы сами это видели, и все чжухоу об этом знают. То, что вам удалось бежать от его руки, прекрасно».
Яо Ли поселился вместе с царевичем и через некоторое время обратился к нему: «В царстве У нет дао, и этому не видно конца. Прошу вас взять меня с собой в поход на эту страну». Царевич Цин Цзи сказал: «Прекрасно!» Когда же они вместе переправлялись через реку Цзян и уже достигли середины, Яо Ли выхватил меч, чтобы заколоть царевича Цин Цзи, но тот отразил удар и сбросил Яо Ли в воду. Когда тот выплыл, он схватил его и вновь бросил в воду. Так он делал трижды и наконец сказал: «Ты поистине настоящий муж в Поднебесной! Дарю тебе жизнь, да прославишься своими заслугами!»
Так Яо Ли избежал смерти и вернулся в У. Уский царь был очень рад и хотел разделить с Яо Ли страну. Но Яо Ли сказал: «Это невозможно, ибо я должен умереть». Уский царь стал удерживать его, но тот сказал: «То, что ради вашего дела были убиты мои жена и дети и пепел их развеян по ветру, я считаю, было бесчеловечностью с моей стороны. То, что ради нового господина я хотел убить старого, я считаю, с моей стороны было изменой долгу. То, что я трижды был сброшен в реку Цзян, а потом помилован царевичем Цин Цзи, я считаю, было для меня позором. Бесчеловечному, изменившему долгу, да еще опозоренному, я считаю, незачем жить». Уский царь не сумел его удержать, и он закололся своим мечом.
Яо Ли, можно сказать, старался не ради награды. Поэтому даже при виде великой выгоды не изменил своему долгу. Это можно назвать неподкупностью. Неподкупность — это когда ни богатство, ни знатность не дают забыть о позоре.
У вэйского И-гуна [329] был слуга по имени Хун Инь. Пока он был в отъезде по поручению гуна, варвары да напали на Вэй. Тогда в народе заговорили: «У нашего правителя посты и жалованье получают журавли, благородством и богатством отличаются евнухи. Вот пусть и посылает своих евнухов с журавлями за него сражаться, а нам чего ради?» И они все разбежались.
329
Вэйский И-гун правил в царстве Вэй с 668 по 661 г. до н. э. Вошел в историю как правитель, пренебрегавший своим долгом перед народом и потому заслуживший кару Неба. Все свое время он посвящал не государственным делам, а журавлям, которых очень любил. На их содержание он тратил огромные средства, в то время как народ голодал. Наиболее ранняя версия рассказа о гибели И содержится в летописи «Цзочжуань» под вторым годом правления Минь-гуна.
Пришли ди и настигли И-гуна у заводи Юн. Убили его, сожрали все его мясо, оставив только печень. Когда Хун Инь вернулся, он доложил этой печени о своей поездке, а когда окончил доклад, возопил к небу, зарыдал. Излив скорбь, он перестал рыдать и сказал: «Прошу разрешения служить вам покровом». И он убил себя, прежде вынув все свои внутренности и поместив в утробу печень своего господина.
Когда об этом узнал Хуань-гун [330] , он сказал: «Царство Вэй погибло из-за отсутствия у правителя дао, но если в нем остались такие слуги, его невозможно не сохранить». И он заново основал Вэй в Чуцю [331] .
330
Хуань-гун — правитель царства Ци, был в то время «гегемоном», т. е. фактическим владыкой Китая. После разгрома вэйской армии кочевниками и гибели И он послал войска, дабы уберечь жителей вэйского царства от полного уничтожения.
331
Чуцю (букв. «Терновые холмы») — древний город, находившийся на территории современной провинции Хэнань.
Хун Инь, можно сказать, был истинно верным. Он отдал свою жизнь ради блага своего господина. И не только ради него одного: благодаря ему вновь воздвигся храм предков, жертвы им не прекратились. Это, можно сказать, подвиг.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
О должном / Дан у
Спорить, не имея здравых суждений, верить без достаточных на то оснований, геройствовать, не имея понятия об истинном долге, устанавливать суровые законы, не зная, к чему их должно применять, — это все равно что в смятении вскакивать на горячего скакуна, в безумии размахивать острым мечом. Из-за этих четырех вещей в Поднебесной и настает великая смута.
Удалец из шайки разбойника Чжи спросил у него: «Есть ли у разбойника дао?» Чжи отвечал: «Конечно же есть. Как по наитию он узнает, что за запорами нечто сокрыто, — в этом его мудрость. Входит первым — в этом доблесть, выходит последним — в этом долг. Знает время — в этом его рассудительность. Делит поровну — в этом его благонамеренность. В Поднебесной не было никогда великого разбойника, который, прежде чем стать им, не овладел бы этими пятью вещами, а вот насчет шести царей и пяти бо — не знаю, не знаю... Яо, к примеру, не был чадолюбив. Шунь был непочтителен к родителю. Юй был не прочь развлечься. За Таном и У числятся насилия и убийства. Пять бо вынашивали планы мятежа и смуты. А между тем все в наше время их восхваляют, люди их поминают добрым словом... Это какое-то ослепление!»
И когда он стал умирать, он решил прихватить с собой в могилу свой железный молот, приговаривая: «Вот повстречаюсь там внизу с пятью ванами и шестью бо, проломлю им черепа!»
Чем так аргументировать, лучше уж не спорить вообще.
В Чу жил некий легковерный. Его отец украл барана, а он донес об этом по начальству. Власти схватили отца и приговорили его к наказанию. Тогда легковерный стал просить, чтобы наказание было применено к нему, и обратился к судье: «Отец украл барана, и я донес об этом. Разве этим я не доказал свою благонадежность? Когда отца приговорили к наказанию, я просил, чтобы меня наказали вместо него. Разве этим я не доказал свою почтительность к родителю? Но если станут наказывать за благонадежность и почтительность, то разве останутся в стране ненаказанные?»
Чуский царь, услышав об этом, велел его не наказывать. Когда же об этом узнал Конфуций, он сказал: «Странная у этого легковерного благонадежность! Отец у него был один, а он дважды на нем прославился!»
Чем такая, как у этого, благонадежность, лучше уж никакой.
В царстве Ци жили два удальца. Один проживал в Дунго, другой — в Сиго. Как-то раз, повстречавшись на дороге, они сказали друг другу. «А не выпить ли нам вместе?»
Выпили по несколько чарок, и тут кто-то из них предложил: «А не взять ли мяса?» А другой отвечает: «Ты — мясо, я — мясо, зачем нам еще мясо? Закажем только подливку, вот и все!» Тут они достали ножи и стали друг друга жрать; остановила их только смерть.