Люйши чуньцю (Весны и осени господина Люя)
Шрифт:
Ханьский Чжаоли-хоу увидал, наблюдая за животными, которые должны были быть принесены в жертву в храме предков, что жертвенная свинья слишком мелка, и приказал соответствующему чину заменить ее. Чиновник между тем опять явился с той же самой свиньей. Чжаоли-хоу тогда спросил: «Разве это не та же свинья, что и прежде?» Но чин молчал, ничего не отвечая, и хоу велел тюремщикам покарать его. Те, кто сопровождал хоу, спросили: «Как вы, ваша милость, могли узнать, что это та самая свинья?» Властитель ответил: «Собственными ушами слышал я это молчание чина».
Когда Шэнь Бухай услышал об этом, он продекламировал: «Как узнать, что скоро оглохнешь, — если уши чутки отменно; как узнать, что ослепнешь скоро, — если глаза зорки отменно; как узнать, что грозит безумье, — если речи верны необычайно». Поэтому и говорится: отбросить слух и не прислушиваться, и слух станет предельно острым; отбросить зрение и не присматриваться, и глаза станут необыкновенно зоркими; отбросить рассудок и не стараться ничего познать, и станешь справедливым, как сама природа. Если отбросить эти три вещи и не пользоваться ими — будет порядок, если же воспользоваться этими тремя — неминуема смута.
Вот каким образом объясняется тот факт, что на слух, зрение и рассудок, содержащийся в сердце, нельзя полностью полагаться: доставляемые ими знания о внешнем мире неполны, все, что благодаря им слышат и видят, — поверхностно. Если же с помощью поверхностного и ограниченного знания стремиться к тому, чтобы умиротворить всю Поднебесную, усмирить порочных и темных, навести порядок среди тьмы народа, такие намерения, конечно же, окажутся неосуществимыми!
На расстоянии всего лишь в десять ли ухо уже ничего не услышит; то, что находится за занавесью или стеной, — глаз уже не увидит; дворец, занимающий площадь всего лишь в три му, и тот ум человеческий охватить не в силах. Что же говорить о том, что происходит на востоке — в стране Кайу или на крайнем юге — у племени доин; стремиться на крайнем западе — подчинить народ-племя шоуми, на крайнем севере — инкорпорировать народ чжаньэр? Властитель не может не подвергать проверке такого рода речи!
Порядок и смута, покой и опасность, существование и гибель — их дао не может быть двойственным; посему высший разум — это отказ от разума, высшая доброжелательность — это забвение доброжелательности, высшая сила — это отказ от проявления силы; без слов и без размышлений, в глубоком покое ждать [своего] времени, с приходом его — откликаться, оставив помыслы, следовать [ему] — вот закон всякого отклика; быть незамутненным, чистым, объективным, простым, правильно относиться к началу и концу — вот порядок правления; вторить непропетому, следовать неслучившемуся.
Цари древности занимались мало чем, но отзывались на великое множество событий. Откликаться — вот искусство правления истинное. Приводить в исполнение — таково дао подданного. Тот, кто действует, встречает препятствия, тот, кто реагирует, обретает покой. Приходит зима, и все откликается холоду; приходит лето, и вес откликается жаре — чем же тут заниматься правителю? Поэтому и говорится: дао властителя в том, чтобы не знать и не действовать, но быть добродетельнее тех, кто имеет знания и занят деятельностью, тогда он будет владеть ими, а не они им.
Некий чин обратился за советом по какому-то делу к Хуань-гуну из Ци. Хуань-гун ответил: «Поговорите об этом с нашим отцом — Гуань Чжуном». Этот сановник снова спросил его о чем-то, и тогда Хуань-гун сказал: «Спросите нашего отца Гуань Чжуна». Так повторялось три раза, и тогда некто праздный стал говорить: «Первый раз — Гуань Чжун, второй раз — Гуань Чжун; надо сказать, и легко же быть правителем!» Хуань-гун на это отвечал: «Когда я не обрел еще отца Чжуна, мне было очень тяжело самому. Но после того, как я обрел отца Чжуна, отчего бы мне не пожить легко?» Если то обстоятельство, что Хуань-гун нашел Гуань-цзы, принесло большое облегчение в делах, то чего можно ожидать от обретения искусства дао?!
Конфуций был в затруднении между Чэнь и Цай. В течение семи дней не ел он горячего супа, ни зернышка вареного не держал во рту. Когда он как-то днем уснул, Янь Хуэй отыскал где-то рис и приготовил его. Когда рис уже почти поспел, Конфуций увидел, как Янь Хуэй сунул руку в котел, схватил что-то оттуда и съел. Через какое-то время рис доспел, и он понес его Конфуцию, чтобы тот поел. Конфуций, между тем, сделал вид, что не видит его, выпрямился и проговорил в пространство: «Сегодня во сне я видел своего покойного брата и хотел бы сперва принести ему жертву из этой чистой пищи». Янь Хуэй ответил: «Это невозможно! Только что в эту пищу упал уголек. Поскольку выбрасывать пищу в нынешних обстоятельствах показалось мне дурным знаком, я выловил его рукой и съел!» Конфуций со вздохом произнес: «Вот и верь своим глазам! Если чему и верить, то глазам, а им, оказывается, тоже верить нельзя! Если уж на что и полагаться, то на ум, но и на ум полагаться невозможно. Запомните это, ученики, поистине нелегко познать человека!» Так что трудно не знание вообще, а то, посредством которого Конфуций познавал людей!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Не кланяться / У цзю
Если намерения у человека воистину добрые — он может быть начальником, даже если ничего не знает. Поэтому Ли-цзы и говорил: «Без собаки не взять зайца, но если зайцы превращаются в собак и начинают выполнять их функции, это уже не зайцы». С правителем, который стремится стать стряпчим во всех делах, произойдет подобное же. Ибо когда подданные совершают ошибки, другие порой могут им помешать их совершать, но, если заблуждается сам правитель, никто не посмеет ему перечить, и потому известно, что именно те, кто брал на себя министерские функции, всегда совершали самые большие ошибки.
Если метлой пользоваться ежедневно, ее нечего даже и убирать в ларь. Поэтому и говорится: то, чем пользуются, быстро приходит в негодность; то, что движется, всегда пачкается; тот, кто старается, всегда устает. Слабость, ветхость, дряхлость и усталость не должны быть свойственны дао правителя.
Да Яо создал [цикл] цзя-цзы, Цянь Жу придумал счет пленных по головам, Жи Чэн создал календарь, Си Хэ научил различать дни, Шан И ввел деление на месяцы, Хао И — деление на годы, И Шо изобрел одежду, И И — лук, Чжу Жи — торговлю, И Да придумал вино, Гао Ань придумал дома, Юй Сюй создал лодку, Бо И — колодец, Чи Цзи изобрел ступу, Чан Я — упряжь, Хань Ай — обучил управлению колесницей, Ван Бин — укрощению буйволов, Ши Хуан придумал таблицы, У Пэн научил врачеванию, У Сян — гаданию на стеблях тысячелистника.
С помощью этих двенадцати чинов-подданных мудрецы привели к порядку Поднебесную. Сами мудрые цари не понимали ничего в каждом из этих искусств, но они поручили этим двенадцати чинам-подданным приложить все усилия, сделать все, на что они способны, так как по положению стояли над ними. Так они с помощью людей, которые умели достичь того, чего сами они не умели, сумели найти таких людей, которые знали то, что самим им было неведомо. Они вскармливали свой дух, совершенствовали свои добродетели и таким образом становились преобразующей силой. Так зачем же им нужно было утруждать свою плоть и нагружать собственные глаза и уши? По этой причине добродетель мудрых царей сияла, как лучи восходящего солнца, которое, появляясь над горизонтом, достигает шести полюсов мира, оставаясь при этом мощным и не ущербным. Затмевая своим сиянием солнечный свет, они преобразовывали и меняли все существующее, и не было для них ничего невозможного в деяниях с великим единым.