М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
добился махровых эполет и счастлив как медный грош 2.
Он хочет писать к тебе. В последнюю экспедицию
я командовал летучею сотнею казаков 3, и прилагаемая
копия с приказа начальника кавалерии объяснит тебе,
что твой Руфин еще годен к чему-нибудь; по силе моих
ран я сдал моих удалых налетов Лермонтову. Славный
малый — честная, прямая душа — не сносить ему голо
вы. Мы с ним подружились и расстались со слезами на
глазах. Какое-то черное предчувствие мне говорило, что
он будет убит. Да что говорить — командовать летучею
командою легко, но не малина. Жаль, очень жаль Лер
монтова, он пылок и х р а б р , — не сносить ему головы 4.
Я ему говорил о твоем журнале, он обещал написать,
если останется жить и приедет в Пятигорск. Я ему
читал твои стихи, и он был в восхищении, это меня
обрадовало...
11 Лермонтов в восп. совр.
321
А. В. ДРУЖИНИН
ИЗ СТАТЬИ
«СОЧИНЕНИЯ ЛЕРМОНТОВА»
Во всей истории русской литературы, за исключе
нием личности Пушкина, с каждым годом и с каждым
новейшим исследованием становящейся ближе и ближе
к сердцу нашему, мы не находим фигуры более симпа
тичной, чем фигура поэта Лермонтова. Загадочность, ее
облекающая, еще сильнее приковывает к Лермонтову
помыслы наши, уже подготовленные к любви и юностью
великого писателя, и его безвременною кончиною,
и страдальческими тонами многих его мелодий, и не
обыкновенными чертами всей его жизни. Большая часть
из современников Лермонтова, даже многие из лиц, свя
занных с ним родством и приязнью, говорят о поэте как
о существе желчном, угловатом, испорченном и преда
вавшемся самым неизвинительным к а п р и з а м , — но ря
дом с близорукими взглядами этих очевидцев идут
отзывы другого рода, отзывы людей, гордившихся друж
бой Лермонтова и выше всех других связей ценивших
эту дружбу. По словам их, стоило только раз пробить
ледяную оболочку, только раз проникнуть под личину
суровости, родившейся в Лермонтове отчасти вслед
ствие огорчений, отчасти просто через прихоть моло
д о с т и , — для того чтоб разгадать сокровища любви,
таившиеся в этой богатой натуре. Жизнь Лермонтова,
до сей поры еще никем не рассказанная, известна нам
лишь весьма поверхностно, а между тем она изобилует
фактами, говорящими в пользу поэта красноречивее
всех дружеских панегириков. Лермонтов умел быть сме
лым в то время, когда прямая и смелая речь вела к ве
ликим б е д а м , — он заявил свою преданность русской
музе в ту пору, когда эта муза могла лишь подвергать
322
своих поклонников гонению и осуждению света. Когда
погиб Пушкин, перенесший столько неотразимых обид
от общества, еще не дозревшего до его п о н и м а н и я , —
мальчик Лермонтов в жгучем, поэтическом ямбе первый
оплакал поэта, первый кинул железный стих в лицо тем,
которые ругались над памятью великого человека. Не
милость и изгнание, последовавшие за первым подви
гом поэта, Лермонтов, едва вышедший из детства, вы
нес так, как переносятся житейские невзгоды людьми
железного характера, предназначенными на борьбу
и владычество. Вместо того чтоб тосковать в чужом крае
и тосковать о столичной жизни, так привлекательной
в его л е т а , — он привязался к Кавказу, сердцем отдава
ясь практической жизни, и мало того что приготовил
себя самого к разумной военной д е я т е л ь н о с т и , — но
с помощью своего великого дарования сделал для Кав
каза то, что для России было сделано Пушкиным. Когда
быстрая и ранняя литературная слава озарила голову
кавказского изгнанника, наш поэт принял ее так, как
принимают славу писатели, завоевавшие ее десятками
трудовых годов и подготовленные к знаменитости.
Вспомним, что Байрон, идол юноши Лермонтова, возил
ся со своей известностью как мальчик, обходился со
своими сверстниками как турецкий паша, имел сотни
литературных ссор и вдобавок еще почти стыдился
звания литератора. Ничего подобного не позволил себе
Лермонтов даже в ту пору, когда вся грамотная Россия
повторяла его имя. Для этого насмешливого и каприз
ного офицера, еще так недавно отличавшегося на юнкер
ских попойках или кавалерийских маневрах под Крас
ным Селом, мир искусства был святыней и цитаделью,
куда не давалось доступа ничему недостойному. Гордо,
стыдливо и благородно совершил он свой краткий путь
среди деятелей русской литературы, которая, нечего
скрывать, в то время представляла много искушений
и много путей к дурному. События последнего, самого
великого, самого плодовитого года в жизни знаменитого
юноши почти неизвестны. Как человек, Лермонтов,
может быть, в эту пору был незамечателен, а временами
и г р е ш е н , — но как поэт, он, видимо, переживал эпоху
необыкновенную (и, по всей вероятности, имевшую