М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
долгую жизнь вполне честно.
16 декабря 1884 г.
Тифлис.
P. S. Из всех портретов М. Ю. Лермонтова, которые
где-либо издавались, положительно ни один не схож
с оригиналом. Помнится мне, что офицеры лейб-гвар
дии гусарского полка поднесли свои акварельные
портреты бывшему своему командиру М. Г. Хомутову.
Между этими портретами был и Михаила Юрьевича,
и единственный, по мне, лучше других его напомина
ющий. Куда он девался? 5
К. X. МАМАЦЕВ
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
(В пересказе В. А. Потто)
«Я хорошо помню Л е р м о н т о в а , — рассказывает
Константин Х р и с т о ф о р о в и ч , — и как сейчас вижу его
перед собою, то в красной канаусовой рубашке, то
в офицерском сюртуке без эполет, с откинутым назад
воротником и переброшенною через плечо черкесскою
шашкой, как обыкновенно рисуют его на портретах.
Он был среднего роста, с смуглым или загорелым лицом
и большими карими глазами. Натуру его постичь было
трудно. В кругу своих товарищей, гвардейских офице
ров, участвующих вместе с ним в экспедиции, он был
всегда весел, любил острить, но его остроты часто
переходили в меткие и злые сарказмы, не доставлявшие
особого удовольствия тем, на кого были направлены.
Когда он оставался один или с людьми, которых любил,
он становился задумчив, и тогда лицо его принимало
необыкновенно выразительное, серьезное и даже груст
ное выражение; но стоило появиться хотя одному гвар
дейцу, как он точас же возвращался к своей банальной
веселости, точно стараясь выдвинуть вперед одну
пустоту светской петербургской жизни, которую он
презирал глубоко. В эти минуты трудно было узнать,
что происходило в тайниках его великой души. Он имел
склонность и к музыке, и к живописи, но рисовал одни
карикатуры, и если чем интересовался — так это шах
матного игрою, которой предавался с увлечением».
Он искал, однако, сильных игроков, и в палатке Мама-
цева часто устраивались состязания между ним
и молодым артиллерийским поручиком Москалевым.
Последний был действительно отличный игрок, но ему
только в редких случаях удавалось выиграть партию
335
у Лермонтова. Как замечательный поэт Лермонтов
давно оценен по достоинству, но как об офицере о нем
и до сих пор идут бесконечные споры. Константин
Христофорович полагает, впрочем, что Лермонтов
никогда бы не сделал на этом поприще блистательной
карьеры — для этого у него недоставало терпения
и выдержки. Он был отчаянно храбр, удивлял своею
удалью даже старых кавказских джигитов, но это
не было его призванием, и военный мундир он носил
только потому, что тогда вся молодежь лучших фамилий
служила в гвардии. Даже в этом походе он никогда
не подчинялся никакому режиму, и его команда, как
блуждающая комета, бродила всюду, появлялась там,
где ей вздумается, в бою она искала самых опасных
м е с т , — и... находила их чаще всего у орудий Мамацева 1.
Чеченский поход начался 1 мая движением в Аух
и Салатавию, потом войска через Кумыкскую плоскость
прошли на правый берег Сунжи и, наконец, перенесли
военные действия в Малую Чечню, где встречи с неприя
телем сделались чаще и битвы упорнее и кровопро
литнее.
Первое горячее дело, в котором пришлось участво
вать Мамацеву и которое составило ему репутацию
лихого артиллерийского офицера, произошло 11 июля,
когда войска проходили дремучий гойтинский лес.
Мамацев с четырьмя орудиями оставлен был в арьергар
де и в течение нескольких часов один отбивал картечным
огнем бешеные натиски чеченцев. Это было торжество
хладнокровия и ледяного мужества над дикою, не знаю
щей препон, но безрассудною отвагою горцев. Под
охраной этих орудий войска вышли наконец из леса
на небольшую поляну, и здесь-то, на берегах Валерика,
грянул бой, составляющий своего рода кровавую эпопею
нашей кавказской войны. Кто не знает прекрасного
произведения Лермонтова, озаглавленного им «Вале
рик» и навеянного именно этим кровавым побоищем.
Выйдя из леса и увидев огромный завал, Мамацев
с своими орудиями быстро обогнул его с фланга и при
нялся засыпать гранатами. Возле него не было никакого
прикрытия. Оглядевшись, он увидел, однако, Лер
монтова, который, заметив опасное положение артил
лерии, подоспел к нему с своими охотниками. Но едва
начался штурм, как он уже бросил орудия и верхом
на белом коне, ринувшись вперед, исчез за завалами.
Этот момент хорошо врезался в память Константина
336
Христофоровича. После двухчасовой страшной резни
грудь с грудью неприятель бежал. Мамацев преследо
вал его со своими орудиями — и, увлекшись стрельбой,