М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
поздно заметил засаду, устроенную в высокой куку
рузе. Один миг раздумья — и из наших лихих артилле
ристов ни один не ушел бы живым. Их спасло присут
ствие духа Мамацева: он быстро приказал зарядить все
четыре орудия картечью и встретил нападающих таким
огнем, что они рассеялись, оставив кукурузное поле
буквально заваленное своими трупами. С этих пор
имя Мамацева приобрело в отряде широкую популяр
ность.
До глубокой осени оставались войска в Чечне, изо
дня в день сражаясь с чеченцами, но нигде не было
такого жаркого боя, как 27 октября 1840 года. В Авту-
ринских лесах войскам пришлось проходить по узкой
лесной тропе под адским перекрестным огнем неприя
теля; пули летели со всех сторон, потери наши росли
с каждым шагом, и порядок невольно расстраивался.
Последний арьергардный батальон, при котором нахо
дились орудия Мамацева, слишком поспешно вышел из
леса, и артиллерия осталась без прикрытия. Чеченцы
разом изрубили боковую цепь и кинулись на пушки.
В этот миг Мамацев увидел возле себя Лермонтова,
который точно из земли вырос со своею командой.
И как он был хорош в красной шелковой рубашке
с косым расстегнутым воротом; рука сжимала рукоять
кинжала. И он, и его охотники, как тигры, сторожили
момент, чтобы кинуться на горцев, если б они добрались
до орудий. Но этого не случилось. Мамацев подпустил
неприятеля почти в упор и ударил картечью. Чеченцы
отхлынули, но тотчас собрались вновь, и начался бой,
не поддающийся никакому описанию. Чеченцы через
груды тел ломились на пушки; пушки, не умолкая,
гремели картечью и валили тела на тела. Артиллеристы
превзошли в этот день все, что можно было от них
требовать; они уже не банили орудий — для этого у них
недоставало времени — и только посылали снаряд за
снарядом. Наконец эту страшную канонаду услыхали
в отряде, и высланная помощь дала возможность
орудиям выйти из леса. <...>
Не менее жаркий бой повторился 4 ноября и в Ал-
динском лесу, где колонна лабинцев дралась в течение
восьми с половиною часов в узком лесном дефиле.
Только уже по выходе из леса попалась наконец
337
небольшая площадка, на которой Мамацев поставил
четыре орудия и принялся обстреливать дорогу, чтобы
облегчить отступление арьергарду. Вся тяжесть боя
легла на нашу артиллерию. К счастью, скоро показалась
другая колонна, спешившая на помощь к нам с левого
берега Сунжи. Раньше всех явился к орудиям Мамацева
Лермонтов с своею командой, но помощь его оказалась
излишнею: чеченцы прекратили преследование.
«Здесь четвертого н о я б р я , — говорит Константин
Х р и с т о ф о р о в и ч , — было мое последнее свидание с по
этом. После экспедиции он уехал в отпуск в Петербург,
а на следующий год мы с невыразимою скорбью узнали
о трагической смерти его в Пятигорске».
Я. И. КОСТЕНЕЦКИЙ
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ
Когда уже я был на третьем курсе, в 1831 году
поступил в университет по политическому же факуль
тету Лермонтов 1, неуклюжий, сутуловатый, маленький,
лет шестнадцати юноша, брюнет, с лицом оливкового
цвета и большими черными глазами, как бы исподлобья
смотревшими. Вообще студенты последнего курса не
очень-то сходились с первокурсниками, и потому и я был
мало знаком с Лермонтовым, хотя он и часто подле
меня садился на лекциях; тогда еще никто и не подозре
вал в нем никакого поэтического таланта. Кстати,
расскажу теперь все мои случайные встречи с этим
знаменитым поэтом. На Кавказе, в 1841 году, находился
я в Ставрополе, в штабе командующего войсками в то
время генерала Граббе, где я, в должности старшего
адъютанта, заведовал первым, то есть строевым, отде
лением штаба. Однажды входит ко мне в канцелярию
штаба офицер в полной форме и рекомендуется
поручиком Тенгинского пехотного полка Лермонто
вым 2. В то время мне уже были известны его поэти
ческие произведения, возбуждавшие такой восторг,
и поэтому я с особенным волнением стал смотреть
на него и, попросив его садиться, спросил, не учился
ли он в Московском университете. Получив утверди
тельный ответ, я сказал ему мою фамилию, и он при
помнил наше университетское с ним знакомство. После
этого он объяснил мне свою надобность, приведшую
его в канцелярию штаба: ему хотелось знать, что
сделано по запросу об нем военного министра. Я как-то
и не помнил этой бумаги, велел писарю отыскать ее,
339
и когда писарь принес мне бумагу, то я прочитал ее
Лермонтову. В бумаге этой к командующему войсками
военный министр писал, что государь император,
вследствие ходатайства бабки поручика Тенгинского
полка Лермонтова (такой-то, не помню фамилии)