М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
я н в а р я » , — по справедливости считающаяся жемчужи
ной в поэтическом венце Лермонтова. Тут история его
детских дум и радостей, тут сведены в одном фокусе
все лучи, кидавшие свет ранней поэзии на целое детство
истинного поэта.
329
...памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком; и кругом
Родные все места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд
А за прудом село дымится — и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шумят под робкими шагами.
И странная тоска теснит уж грудь мою:
Я думаю об ней, я плачу и люблю,
Люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин —
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет на влажной их пустыне.
Мы не можем не заметить от себя при этом случае,
что все рассказы о детстве Лермонтова, в разное время
слышанные нами и иногда от людей вовсе не поэтиче
ских по н а т у р е , — словно почерпнуты из этого стихо
творения. Во всех ребенок Лермонтов изображается
нам сосредоточенным и мечтательным (мы видим, что
у него даже была воображаемая подруга с голубыми
глазами и розовой улыбкой!), умеющим находить
наслаждение в одиночестве и недовольным, когда что-
нибудь отрывало его от уединенных прогулок. Как все
дети с подобным развитием, Лермонтов долго был не
складным мальчиком и даже в молодости, выезжая
в свет, имея на всем Кавказе славу льва-писателя, не
мог отделаться от застенчивости, которую только при
крывал то холодностью, то насмешливой сумрачностью
приемов. К наукам, особенно к наукам точным, мальчик
Лермонтов расположения не имел, да и вообще не по
давал блестящих надежд в будущем, отчасти потому,
что учился понемногу, как все русские мальчики, отчасти
и по развитию поэтического элемента в ущерб прочим.
Читал он, конечно, много, хотя по большей части лишь
произведения изящной л и т е р а т у р ы , — поэзия Пушкина
и знакомство с иностранными языками ограждали его
от слишком неразборчивого чтения. О том, когда и как
330
начал писать Лермонтов, многого говорить не сможем,
потому что в произведениях его детства нет особенных
залогов будущего совершенства 6, и в этом роде они да
леко ниже лицейских стихотворений Пушкина.
С поступлением мальчика или, скорее, молодого
человека в учебное заведение (в старую Школу гвар
дейских подпрапорщиков и юнкеров принимались воспи
танники не моложе шестнадцати лет) внешняя обста
новка жизни Лермонтова становится не только не поэти
ческою, но даже антипоэтическою. Дошедшие до нас
школьные произведения поэта, острые и легко написан
ные, хотя по содержанию своему неудобные к печати,
оставляют в нас чувство весьма грустное. Всякая моло
дость имеет свой разгул, и от семнадцатилетних гусаров
никто не может требовать катоновских доблестей, но
самый снисходительный наблюдатель сознается, что
разгул молодежи лермонтовского времени был разгулом
нехорошим. Даже старый Бурцов, забияка и ёра, не
одобрил бы своих мальчиков-потомков, не одобрил бы
и среды, в которую они были поставлены. Гусар Бурцов
никак не понял бы этих полузатворнических, полууда
лых нравов, этих ребяческих кутежей, основанных не
столько на потребности веселья, сколько на моде и под
ражании взрослым. Нам кажется, что если бы семнад
цатилетнего Бурцова посадили в закрытое заведение,
он или удрал бы из него для того, чтоб пойти солдатом
в настоящие гусары, или выдержал бы искус, скрепя
сердце, не роняя достоинства молодости, не увлекаясь
полупроказами и полуудальством воспитанника. В юно
шеских стихах, относящихся ко времени затворничества
Лермонтова, мы не встречаем и тени протеста в бур-
цовском отношении. Он доволен своим «пестрым эскад
роном» *7, восхищается своими удалыми сверстниками,
а в товарищах, едва вышедших из ребяческого воз
раста, выхваляет то, что едва спускалось герою Де
нису, прославившему себя в бою и честно послуживше
му родине. Понятно, что при таком направлении жизни
речи не могло быть о науке, о дельном чтении, даже об
основательном изучении военного ремесла, к которому
Лермонтов готовился. К счастию, срок юнкерского вос
питания был не долог, и Лермонтов не замедлил про-
* В старой школе юнкера носили мундир своих полков, а не
один общий, как в настоящее время. ( Примеч. А. В. Дружинина.)