М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
Е. П. Мещеринова, будучи столь же типичной лич
ностью, в противоположность Арсеньевой, выделялась
своею доступностью, снисходительностью и деликат
ностью души.
Не могу забыть, как, прощаясь с нами после ужина,
она крестила и меня вместе с своими детьми, как стара
лась внушить мне тот огонь христианской любви и до
бра, которым горела святая душа ее.
Помню, что, когда впервые встретился я с Мишей
Лермонтовым, его занимала лепка из красного воска: 2
он вылепил, например, охотника с собакой и сцены
сражений. Кроме того, маленький Лермонтов составил
театр из марионеток, в котором принимал участие и я
с Мещериновыми; пиесы для этих представлений сочи
нял сам Лермонтов. В детстве наружность его невольно
73
обращала на себя внимание: приземистый, маленький
ростом, с большой головой и бледным лицом, он обла
дал большими карими глазами, сила обаяния которых
до сих пор остается для меня загадкой. Глаза эти,
с умными, черными ресницами, делавшими их еще глуб
же, производили чарующее впечатление на того, кто бы
вал симпатичен Лермонтову. Во время вспышек гнева
они бывали ужасны. Я никогда не в состоянии был бы
написать портрета Лермонтова при виде неправильно
стей в очертании его лица, и, по моему мнению, один
только К. П. Брюллов совладал бы с такой задачей, так
как он писал не портреты, а взгляды (по его выраже
нию, вставить огонь глаз) 3.
В личных воспоминаниях моих маленький Миша
Лермонтов рисуется не иначе как с нагайкой в руке,
властным руководителем наших забав, болезненно-са
молюбивым, экзальтированным ребенком.
Помню характерную черту Лермонтова: он был
ужасно прожорлив и ел все, что подавалось. Это
вызывало насмешки и шутки окружающих, особенно
барышень, к которым Лермонтов вообще был неравноду
шен. Однажды нарочно испекли ему пирог с опил
ками 4, он, не разбирая, начал его есть, а потом страшно
рассердился на эту злую шутку. Уехав из Москвы
в С.-Петербург, я долго не встречался с Лермонтовым,
который из участника моих игр, своенравного шалуна
Миши, успел сделаться знаменитым поэтом, прослав
ленным сыном отечества.
Во время последнего пребывания в С.-Петербурге
мне суждено было еще раз с ним неожиданно встре
титься в Царскосельском саду. Я был тогда в Акаде
мии художеств своекоштным пансионером и во время
летних каникул имел обыкновение устраивать себе
приятные прогулки по окрестностям Петербурга, а ино
гда ездить в ближние города и села неразлучно с порт
фелем. Меня особенно влекло рисование с натуры, наи
более этюды деревьев. Поэтому Царскосельский сад,
замечательный по красоте и грандиозности, привлекал
меня к себе с карандашом в руке.
Живо помню, как, отдохнув в одной из беседок сада
и отыскивая новую точку для наброска, я вышел из бе
седки и встретился лицом к лицу с Лермонтовым после
десятилетней разлуки. Он был одет в гусарскую форму.
В наружности его я нашел значительную перемену.
Я видел уже перед собой не ребенка и юношу, а муж-
74
чину во цвете лет, с пламенными, но грустными по вы
ражению глазами, смотрящими на меня приветливо,
с душевной теплотой. Казалось мне в тот миг, что иро
ния, скользившая в прежнее время на губах поэта,
исчезла. Михаил Юрьевич сейчас же узнал меня, обме
нялся со мною несколькими вопросами, бегло рассмот
рел мои рисунки, с особенной торопливостью пожал
мне руку и сказал последнее прости... Заметно было,
что он спешил куда-то, как спешил всегда, во всю свою
короткую жизнь. Более мы с ним не виделись.
A. З. ЗИНОВЬЕВ
ВОСПОМИНАНИЯ О ЛЕРМОНТОВЕ
Бывши с 1826 до 1830 в очень близких отношениях
к Лермонтову, считаю обязанностью сообщить о нем
несколько сведений, относящихся к этому периоду,
и вообще о раннем развитии его самостоятельного
и твердого характера. В это время я, окончивши маги
стерский экзамен в Московском университете, служил
учителем и надзирателем в Университетском благород
ном пансионе, для поступления в который бабушка
М. Ю. Лермонтова Елизавета Алексеевна Арсеньева
привезла его в Москву. Осенью 1826 года я, по рекомен
дации Елизаветы Петровны Мещериновой, близкого
друга и, кажется, дальней родственницы Арсеньевой,
приглашен был давать уроки и мне же поручено было
пригласить других учителей двенадцатилетнему ее
внуку 1. Этим не ограничивалась доверенность почтен
ной старушки; она на меня же возложила обязанность
следить за учением юноши, когда он поступил через год
прямо в четвертый класс Университетского пансиона
полупансионером, ибо нежно и страстно любившая сво
его внука бабушка ни за что не хотела с ним надолго
расставаться. От нее же узнал я и главные обстоятель