М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
ства ее жизни. Она вышла замуж по страсти и недолго
пользовалась супружеским счастьем; недолго муж ее
разделял с ней заботы о дочери, еще более скрепившей
узы их брака. Он умер скоропостижно среди семейного
бала или маскарада. Елизавета Алексеевна, оставшись
вдовой, лелеяла дочь свою с примерною материнскою
нежностью, какую, можно сказать, описал автор «Notre-
Dame de Paris» * в героине своего романа. Дочь под-
* «Собор Парижской богоматери» ( фр.) .
76
росла и также по страсти вышла замуж за майора Лер
монтова. Но, видно, суждено было угаснуть этой жен
ской отрасли почтенного рода Столыпиных. Елизавета
Алексеевна столь же мало утешалась семейной жизнью
дочери и едва ли вообще была довольна ее выбором.
Муж любит жену здоровую, а дочь Елизаветы Алек
сеевны, родивши сына Михайлу, впала в изнуритель
ную чахотку и скончалась. Для Елизаветы Алексеевны
повторилась новая задача судьбы в гораздо труднейшей
форме. Вместо дочери она, уже истощенная болезнями,
приняла на себя обязанность воспитывать внука, свою
последнюю надежду. Рассказывала она, что отец Лер
монтова покушался взять к себе младенца, но усилия
его были побеждены твердою решимостью тещи. Впро
чем, Миша не понимал противоборства между бабуш
кой и отцом, который лишь по временам приезжал
в Москву с своими сестрами, взрослыми девицами,
и только в праздничные дни брал к себе сына. В доме
Елизаветы Алексеевны все было рассчитано для пользы
и удовольствия ее внука. Круг ее ограничивался пре
имущественно одними родственниками *, и если в день
именин или рождения Миши собиралось веселое обще
ство, то хозяйка хранила грустную задумчивость и лю
била говорить лишь о своем Мише, радовалась лишь
его успехами. И было чем радоваться. Миша учился
прекрасно, вел себя благородно, особенные успехи ока
зывал в русской словесности. Первым его стихотворным
опытом был перевод Шиллеровой «Перчатки» 2, к сожа
лению, утратившийся. Каким образом запало в душу
поэта приписанное ему честолюбие, будто бы его грыз
шее; почему он мог считать себя дворянином незнатно
го п р о и с х о ж д е н и я , — ни достаточного повода и ни
малейшего признака к тому не было. В наружности Лер
монтова также не было ничего карикатурного 3. Воспо
минанье о личностях обыкновенно для нас сливается
в каком-либо обстоятельстве. Как теперь смотрю я на
милого моего питомца, отличившегося на пансионском
акте, кажется, 1829 года. Среди блестящего собрания
он прекрасно произнес стихи Жуковского к Морю и за
служил громкие рукоплесканья. Он и прекрасно рисо-
* К ней ездил старик Анненков, Вадковские, Мещериновы, из
редка Столыпины, подолгу гащивал приезжавший с Кавказа Павел
Петрович Шан-Гирей, женатый на племяннице Е. А. Арсеньевой, осо
бенно пленявшей Мишу своими рассказами. ( Примеч. А. З. Зиновьева.)
77
вал, любил фехтованье, верховую езду, танцы, и ничего
в нем не было неуклюжего: это был коренастый
юноша, обещавший сильного и крепкого мужа в зрелых
летах 4.
В начале 1830 года я оставил Москву, раза два пи
сала мне о нем его бабушка; этим ограничились мои
сношенья, а вскоре русский наставник Миши должен
был признать бывшего ученика своим учителем. Лер
монтов всегда был благодарен своей бабушке за ее за
ботливость, и Елизавета Алексеевна ничего не жалела,
чтобы он имел хороших руководителей. Он всегда яв
лялся в пансионе в сопровождении гувернера, которые,
однако, нередко сменялись. Помню, что Миша особенно
уважал бывшего при нем француза Жандро, капитана
наполеоновской гвардии 5, человека очень почтенного,
умершего в доме Арсеньевой и оплаканного ее внуком.
Менее ладил он с весьма ученым евреем Леви, засту
пившим место Жандро 6, и скоро научился по-англий
ски у нового гувернера Винсона, который впоследствии
жил в доме знаменитого министра просвещения гр.
С. С. Уварова. Наконец, и дома, и в Унив. пансионе,
и в университете, и в юнкерской школе Лермонтов был,
несомненно, между лучшими людьми. Что же значит
приписываемое ему честолюбие выбраться в люди?Где
привился недуг этот поэту? Неужели в то время, когда
он мог сознавать свое высокое призвание... и его славою
дорожило избранное общество и целое отечество? Пе
риод своего броженья, наступивший для него при пере
ходе в военную школу и службу, он слегка бравировал
в стихотворении на стр. 194-й первого тома, написан
ном, разумеется, в духе молодечества:
Он лень в закон себе поставил,
Домой с дежурства уезжал,
Хотя и дома был без дела;
Порою рассуждал он смело,
Но чаще он не рассуждал.
Разгульной жизни отпечаток
Иные замечали в нем;
Печалей будущих задаток
Хранил он в сердце молодом;
Его покоя не смущало
Что не касалось до него,