М. Ю. Лермонтов в воспоминаниях современников
Шрифт:
побежал домой (он жил почти против Сашеньки); как
мы его ни звали, как ни кричали ему в окно:
Revenez donc tant^ot
Vous aurez du bonbon *, —
но он не возвращался. Прошло несколько дней,
а о Мишеле ни слуху ни духу; я о нем не спрашивала,
мне о нем ничего не говорила Сашенька, да и я не
любопытствовала разузнавать, дуется ли он на меня
или нет.
День ото дня Москва пустела, все разъезжались по
деревням, и мы, следуя за общим полетом, тоже соби
рались в подмосковную, куда я стремилась с нетерпе-
* Возвращайтесь же скорее, вы получите конфеты ( фр.) .
87
нием, — так прискучили мне однообразные веселости
Белокаменной. Сашенька уехала уже в деревню, кото
рая находилась в полутора верстах от нашего Больша
кова, а тетка ее Столыпина жила от нас в трех вер
стах 5, в прекрасном своем Средникове; у нее гостила
Елизавета Алексеевна Арсеньева с внуком своим Лер
монтовым. Такое приятное соседство сулило мне много
удовольствия, и на этот раз я не ошиблась. В деревне
я наслаждалась полной свободой. Сашенька и я по
нескольку раз в день ездили и ходили друг к другу,
каждый день выдумывали разные parties de plaisir: *
катанья, кавалькады, богомолья; то-то было мне
раздолье!
В это памятное для меня лето я ознакомилась с чуд
ными окрестностями Москвы, побывала в Сергиевской
лавре, в Новом Иерусалиме, в Звенигородском монасты
ре 6. Я всегда была набожна, и любимым моим воспоми
нанием в прошедшем остались эти религиозные поезд
ки, но впоследствии примешалось к ним, осветило их
и увековечило их в памяти сердца другое милое воспо
минание, но об этом после...
По воскресеньям мы уезжали к обедне в Средниково
и оставались на целый день у Столыпиной. Вчуже от
радно было видеть, как старушка Арсеньева боготвори
ла внука своего Лермонтова; бедная, она пережила всех
своих, и один Мишель остался ей утешением и подпо
рою на старость; она жила им одним и для исполнения
его прихотей; не нахвалится, бывало, им, не налюбуется
на него; бабушка (мы все ее так звали) любила очень
меня, я предсказывала ей великого человека в косола
пом и умном мальчике.
Сашенька и я, точно, мы обращались с Лермонто
вым, как с мальчиком, хотя и отдавали полную справед
ливость его уму. Такое обращение бесило его до край
ности, он домогался попасть в юноши в наших глазах,
декламировал нам Пушкина, Ламартина и был неразлу
чен с огромным Байроном. Бродит, бывало, по тенистым
аллеям и притворяется углубленным в размышления,
хотя ни малейшее наше движение не ускользало от его
зоркого взгляда. Как любил он под вечерок пускаться
с нами в самые сентиментальные суждения, а мы, чтоб
подразнить его, в ответ подадим ему волан или веревоч
ку, уверяя, что по его летам ему свойственнее прыгать
* увеселительные прогулки ( фр.) .
88
и скакать, чем прикидываться непонятым и неоце
ненным снимком с первейших поэтов.
Еще очень подсмеивались мы над ним в том, что он
не только был неразборчив в пище, но никогда не знал,
что ел, телятину или свинину, дичь или барашка; мы
говорили, что, пожалуй, он со временем, как Сатурн,
будет глотать булыжник. Наши насмешки выводили его
из терпения, он споривал с нами почти до слез, стараясь
убедить нас в утонченности своего гастрономического
вкуса; мы побились об заклад, что уличим его в против
ном на деле. И в тот же самый день после долгой про
гулки верхом велели мы напечь к чаю булочек с опил
ками! И что же? Мы вернулись домой утомленные, раз
горяченные, голодные, с жадностию принялись за чай,
а наш-то гастроном Мишель, не поморщась, проглотил
одну булочку, принялся за другую и уже придвинул
к себе и третью, но Сашенька и я, мы остановили его за
руку, показывая в то же время на неудобосваримую для
желудка начинку. Тут не на шутку взбесился он, убежал
от нас и не только не говорил с нами ни слова, но даже
и не показывался несколько дней, притворившись
больным.
Между тем его каникулы приходили к концу, и Ели
завета Алексеевна собиралась уехать в Москву, не ре
шаясь расставаться со своим Веньямином 7. Вся моло
дежь, и я в том же числе, отправились провожать
бабушку, с тем чтоб из Москвы отправиться пешком
в Сергиевскую лавру.
Накануне отъезда я сидела с Сашенькой в саду,
к нам подошел Мишель. Хотя он все еще продолжал
дуться на нас, но предстоящая разлука смягчила гнев
его; обменявшись несколькими словами, он вдруг опро
метью убежал от нас. Сашенька пустилась за ним,
я тоже встала и тут увидела у ног своих не очень ще
гольскую бумажку, подняла ее, развернула, движимая
наследственным любопытством прародительницы. Это