Mad Love in Gotham
Шрифт:
— Вот наши цели, — детектив включил проектор и вот уже все полицейские видели фотографии из личных дел сумасшедших.
На экране появился рыжеволосый парень, злобно ухмыляющийся в камеру:
— Джером Валеска, 18 лет, убил мать.
На следующем изображении был мужчина с глупыми широко распахнутыми глазами:
— Арнольд Допкинс, шизофреник, маньяк-отравитель, насильник.
Высоченный лысый тип со взглядом «Все это хреново, но ты думаешь, будто хоть что-то меня остановит?»:
— Аарон Хельзингер, голыми руками убил всю свою семью.
Лохматый толстяк с
— Роберт Гринвуд, убил, а после съел дюжину женщин.
Гордон представил человека, выглядевшего самым адекватным:
— Ричард Сионис, миллиардер, известный бизнесмен, расстрелял 25 человек на площади.
При виде красивой блондинки в синем платье, очень неестественно выглядящей среди остальных, его голос слегка дрогнул:
— Барбара Кин, убила своих родителей.
Вскоре все увидели фотографию из удостоверения работника Аркхема юной девушки с аккуратной прической:
— Хейли Маккарти, 18 лет, стажируется медсестрой в Аркхеме.
Детектив выключил проектор и развернулся лицом к остальным копам.
— В группах будет по четыре человека, — начал отрывистыми фразами давать приказания, — Я буду распределять задачи. Связь осуществляется через Альвареса. Есть вопросы?
Ответом была тишина.
— Тогда за работу.
В полицейском участке все оживились и приступили к своим делам.
Вся эта суета стала главным признаком того, что приветственное шоу от «Маньяков» прошло крайне успешно.
***
Пару дней назад единственным желанием Хейли было бежать. Бежать как можно дальше от этих сумасшедших. Но по непонятным причинам это желание с каждым часом, проведенным в компании Барбары и Табиты, становилось все меньше и меньше.
Психи были не такими, какими казались на первый взгляд. Возможно, девушка была понимающим человеком, возможно, неплохим психологом, но в любом случае она, как и Галаван, еще в начале разглядела в бывших заключенных Аркхема что-то кроме судимостей и диагнозов. Аарон Хельзингер, например, становился истинной милашкой, когда рядом с ним появлялась Барбара, будто ребенок, выросший в плохом окружении и разочарованный во всем мире, встречающий в песочнице соседскую девчонку с бантиками в косичках. Арнольд Допкинс тоже был похож на маленького мальчика, постоянно играющего с пистолетиками и непривычно вежливо разговаривающий. Про Джерома можно было и не думать, так как ему всегда было уделено больше всего внимания доктора Маккарти. Парень отличался блестящим умом, непостоянным, но все же остроумием, а еще поразительной харизмой. О Барбаре — отдельная история. Роскошная женщина и стервозная сучка, уже через пять часов после знакомства целующаяся в коридоре с Табитой. Такого не ожидал никто. Кого забыли? Ах, да, Гринвуда объективно оценить не удалось, так как он так же быстро начал приставать к Хейли. Она начинала жутко громко визжать, когда каннибал пытался залезть под её юбку, вспоминая, чем это заканчивалось до того, как он попал в лечебницу.
В любом случае, было жутко интересно посмотреть на то, какое шоу все они несомненно устроят в конце.
— Хорошее начало, — хвалил Галаван «джентльменов», сидящих за столом и с удовольствием уплетающих непривычно вкусную еду, — Мы привлекли внимание Готэма, а значит, настало время «маньякам» выйти на сцену.
— А до этого что было? — недоумевает Валеска, крайне довольный уже проделанной работой.
— Лишь прелюдия, — отвечает босс, явно планирующий то, что должно вызвать у «маньяков» полный восторг, — наши зрители замерли в ожидании. Занавес поднимается…
— А дальше что? — нетерпеливо интересуется Джером.
— Дальше мы представим Готэму первородный страх, — Галаван встает позади парня и одобрительно кладет ему руки на плечи, — мы отнимем у них всё, что дорого и свято.
— А дальше что? — с фирменной злобной улыбкой спрашивает тот, предвкушая новые слова, обещающие желанный хаос.
— А после даруем им спасение, — завершает Тео, совсем чуть-чуть разочаровывая безумца, — И они будут наши.
— Тогда за дело, чувак, — одобряет Гринвуд, уплетая булку, что удивительно, с фруктовым джемом, а не человеческим фаршем.
— Терпение, — босс остужает его пыл, — Для начала вам надо научиться выступать на сцене.
— На сцене? — с ноткой страха в голосе недоумевает каннибал.
— Вас покажут по телевизору, — объясняет Галаван суть своей мысли, — Ваш образ должен быть стильным, ярким. Допкинс, скажи: «Добрый вечер, леди и джентльмены!».
— Добрый вечер, леди и джентльмены, — говорит Арнольд так, будто те, к кому он обращается — призраки.
— Еще раз, с улыбкой.
Ничего особо не меняется.
— Гринвуд, ты попробуй.
Вторая попытка вышла получше — представительно, зловеще. Просить Хельзингера никто даже не стал.
А Джером все это время думал, как можно быть настолько бездарными и демонстративно зевал.
— Джером, — пришла его очередь.
Принимая вызов своему актерскому мастерству, предвкушая восхищение и признание его таланта, сражение всех наповал, он запрыгивает на стул, встает, как на маленькую сцену и звонко, с каждым словом переходя от высокого голоска к басу, произносит, активно жестикулируя:
— Леди и джентльмены, добрый вечер!
Он немного опускает голову, как бы кланяется, и исподлобья глядит на публику, ожидая ее реакции.
Реакция — восторг.
Джером смеется и его маниакальный хохот тоже нравится боссу.
А девушки в это время развлекались по-своему. Табита, заливисто смеясь, била плетью по спине похищенного мэра. Тот убегал от нее, из-за чего вскоре пришлось переместиться в комнату мужчин. Следом за мисс Галаван шла Барбара и тоже хлестала несчастного.
— Я очень рад, что вы поладили, — обратился к ним Тео, — но мы немного заняты. Может, оставите мэра в покое?
— Нам скучно, — ответила ему сестра.
— Да, — поддержала ее Кин, — почему всё веселье достается мальчикам?
— Ваш черед скоро придет, — с неизменным умением красиво расписывать планы на будущее, ответил Галаван, — Я же говорил. Подождите немного. Где Хейли? Берите пример с неё.
— Она все пытается научиться вставлять патроны в пистолет. Наверно, это не её конек, — разочарованно проговорила Табита.