Мадемуазель Синяя Борода
Шрифт:
– Но это же вы купили Вороново?
– Разумеется, я, – сознался Лежнев, будто в том нет ничего крамольного. – Имение продавали, я купил. Что ж тут особенного?
– Действительно, – усмехнулась помещица. – Но вы же прекрасно знаете, что Вороново, равно как и остальные земли, принадлежат мне.
– Ах, вон в чем дело… – протянул он, наконец поняв, что привело помещицу в его дом. – Помилуйте, сударыня, откуда ж я знал? Мало ли что случилось за те годы, что мы с вами не видались. Мне предложили купить имения, я купил. В чем же моя вина?
– Я не ссориться пришла, князь. Не могли бы вы сказать, кто продал вам мои земли? – Поскольку Лежнев замялся, Агриппина
Князь глазами хлопнул, другой раз хлопнул, третий… Видно, мозги его со скрипом поворачивались под лысиной. Лет двадцать назад он сильно утомлял Агриппину Юрьевну любезностями, а у мужа «несравненной Агриппы» между тем выиграл в карты кусок земли с лесом. Тогда-то он познакомился с другой стороной этой женщины, отчего пришел в неописуемый восторг, так как подобной дамы ему не доводилось встречать. И восторг его был связан с тем, что Агриппина Юрьевна отвоевала землю немножко… нечистым способом – князь и капитан играли без свидетелей, стало быть, заявила она, никто не проиграл землю, и никто ее не выиграл. Капитан бушевал, но все эти известности, типа: «Карточный долг – долг чести», «Я застрелюсь, ежели не отдам долг», она пропустила мимо ушей, сказав мужу:
– Стреляйтесь, друг мой, стреляйтесь. Ваш Лежнев не получит землю, хоть вы десять раз застрелитесь. Я не понимаю ваших карточных долгов. У меня есть долг перед вами – моим мужем, есть долг перед моими детьми и долг перед богом, а более долгов нет.
Она приказала насильно увезти мужа в охотничий домик, дать ему кальян и слуг, там он прожил месяца три, пока князь не потерял надежду и не махнул рукой на долг. Между прочим, князек славился нечестностью в игре, и надуть его, чтоб неповадно ему было продолжать, тоже было делом чести. А далее его сиятельство принялся атаковать Агриппину Юрьевну по причине возникшей страсти, будто краше ее нет на свете женщин. Красавицей Агриппина Юрьевна никогда не слыла, а вот умом ее бог не обделил, наградив к тому же и характером под стать мужчине, и стойкостью, и смелостью. Разумеется, «несравненная Агриппа» дала князю от ворот поворот.
И теперь, сидя напротив его сиятельства, помещица Гордеева признала: неспроста ее недвижимую собственность купил сейчас прохиндей Лежнев. Он еще в молодости соблазнял ее с одной целью – завладеть землями любым способом. Возраст портит характер, это бесспорно, но князя возраст оставил без изменений, ибо портить было нечего. Он и в молодости был слащав и хитер, кругл и плешив, в общем, противнейший тип. К несчастью, и старость не облагородила его. Однако во время паузы, возникшей после слов Гордеевой, Лежнев порядком скис, глаза его потускнели. Значит, понял, сделала она для себя вывод: не удержать ему гордеевских богатств.
– Что
– Союза с вашим сиятельством, – лукаво улыбнулась Агриппина Юрьевна. – Во-первых, хочу знать, сколько вы заплатили за мои земли. Во-вторых, кто их вам продал…
– Во-первых, во-вторых… – поморщился князь, затем с тоской взглянул на постаревшую помещицу: – А вы ничуть не изменились характером, такая же напористая.
– Что поделать, князь, – развела руками она. – На старости лет остаться без состояния… да я половину вашей Москвы сровняю с землею из-за той, которую у меня украли.
– Да уж, вы можете, – с неудовольствием согласился он. – Вам бы мужчиной родиться, вы б переворот в государстве учинили. Что ж, тогда взгляните на бумаги.
Он проводил ее в кабинет, достал папку и, перед тем как отдать первый документ, посмотрел на помещицу с состраданием. Агриппина Юрьевна сочла его взгляд оскорбительным, неучтиво вырвала купчую, отошла к окну и принялась читать. Это была купчая на любимое ее поместье Вороново, и у помещицы дыхание сперло от злости.
«Лета тысяча восемьсот восемнадцатого октября в двадцать третий день наследник умершего капитана в отставке Ивана Владимировича Гордеева сын умершего Владимир Иванович Гордеев…» В глазах помещицы помутнело. Значит, все-таки сын. Не воры с большой дороги, а родной сын обокрал, продав «имение Вороново со всеми строениями, с хозяйственными заведениями, крепостными душами с детьми и их хозяйствами, а также прилегающими деревнями с постройками…». Помещица сделала паузу, оторвав глаза от бумаги. Это был удар существенный, так как она надеялась… Неважно, на что она надеялась.
Помещица принялась читать второй раз, припомнив наставления Ионы, чтоб в словах и даже между строчек она искала ошибки. А их не было. Третий раз глаза Агриппины Юрьевны пробегали скупые строчки. Обозначенные границы имения в купчей совпадали, но разве это главное? Главное – ее обманул сын, оставил без куска хлеба на старости лет, а сестру обрек на неизвестное существование. Что же с ним произошло? Кто надоумил его? И что теперь делать? Помещица читала строки: «У сей купчей крепости свидетелем был в том и руку приложил…» Фамилии оных свидетелей были ей неизвестны, значит, эти люди ничем не помогут. Но одно имя оказалось знакомым – коллежского регистратора Федора Романовича Кнутова – он-то и писал купчую. Агриппина Юрьевна оттянула ворот платья, чтоб легче дышалось, и вновь начала читать.
Нашла-таки зацепку! По доверенности за Владимира расписался некий Мумин. Вот за что можно зацепиться. Помещица повернулась к князю:
– Кто такой Мумин, ваше сиятельство?
– Тому два месяца назад он предложил мне имения как посредническое лицо, имея на руках доверенность графа, заверенную по всем правилам. Так что не извольте…
– Я не сомневаюсь, – перебила она. – Где его разыскать?
– В Петербурге. Купчие составлялись там. Поверьте, Агриппина Юрьевна, я был уверен, что имения…
– Будет вам, князь, оправдываться.
Внешне она смягчилась, а внутри кипела, полагая, что порядочный человек, если дорожит своей репутацией, должен был прежде уведомить ее о грядущих неожиданностях и убедиться, что никто не предъявит прав на земли. Помещица попрощалась с князем, заверив, что еще окажет ему честь и посетит его. Сев в карету, она молчала.
– Коль молчишь, так дело худо, – догадался Иона.
Все то время, что она была у князя, он дожидался ее в карете. Агриппина Юрьевна только брови свела, голову опустила, Иона забеспокоился: