Мадонна Фьора, или Медальон кардинала делла Ровере
Шрифт:
Возле стола стоял стул, на столе были укреплены разные лампы, три штуки, и лупа на подставке. Элоиза села и начала с рассматривания текста — красивые буквы, яркие краски, иллюстрации… сидеть бы и сидеть вот так, с книгами, в этом зале… Так, это уже что-то совершенно излишнее, это не её мысли. Она отрешилась от мира извне и стала читать.
Да, аккуратно выписанными буквами в книге была изложена та самая история о двух друзьях и мадонне Фьоре. На полях позже было подписано, что продолжение истории можно смотреть на страницах там, там и там. Она открыла те самые
— Граф, а вы не проводили экспертизу текста?
— Обычным образом. Внимательно изучил сам, обсудил с парой коллег. Мне этого оказалось достаточно. И уж конечно, я никогда не изучал пристально саму эту историю. Не было нужды, пока вдруг не появились вы и стали всей этой древностью интересоваться.
— Скажите, вы разрешите сфотографировать страницы? — спросила Элоиза.
— Да, — улыбнулся он. — Если вы не будете спешить и проведете этот вечер со мной.
— Хорошо, — кивнула она без всякого намека на улыбку. — Я не буду спешить сегодня… еще некоторое время.
После чего достала из сумки телефон и сфотографировала нужные страницы.
3.19 Волшебная флейта
* 57 *
Они продолжали пить кофе и разговаривали. Не о них самих, нет, скорее эта беседа напоминала диалог двух ученых, встретившихся в кулуарах конференции. Граф расспрашивал Элоизу о ее философских изысканиях, Элоиза расспрашивала графа о его коллекции. Время от времени слуги приносили новый кофейник и новую порцию пирожных.
— Скажите, граф, эту коллекцию собрали лично вы или какая-то ее часть досталась вам по наследству?
— Конечно, изрядная ее часть перешла ко мне от предыдущих поколений, — подтвердил граф. — Жаль только, что у меня самого нет ни одного приличного наследника.
— У вас нет детей?
— Есть дочь. Впрочем, она не знает, что является моей дочерью, и она совершенно не подходит для роли хозяйки всего этого богатства. Я был бы рад, если бы моя дочь была похожа на вас. Вы-то как раз, как мне кажется, отлично бы справились и с ролью хозяйки дома, и с ролью хранительницы сокровищ. Так и представляю вас, встречающую гостей в столовой…
— Увольте, — Элоиза покачала головой. — Я абсолютно не приспособлена к тому, чтобы быть хозяйкой дома. Я не способна позаботиться даже о своих мелких бытовых нуждах, а вы говорите — гости, приёмы! Нет, это не для меня. Вот книги ваши я бы читала с большим удовольствием.
Это вызвало новую тираду на тему «о времена, о нравы» применительно к девочкам из хороших семей, которых учат не тому, чему бы надо.
— В мое время девушка из такой семьи, как ваша, просто не могла не получить всех этих совершенно необходимых знаний!
— Вы удивитесь, но меня учили как раз самым традиционным образом, и в школе много часов было посвящено домашнему хозяйству. Терпеть не могла этот предмет, кстати.
— Хорошо, — вздохнул граф, — пусть так. Элоиза, а вы когда-нибудь занимались музыкой? — вдруг спросил он.
— Конечно, меня учили играть, петь, а также слушать, — пожала плечами она.
— Тогда вы должны быть хорошим ценителем, — улыбнулся он. — А я вот любитель, и любитель странной музыки. Вы любите слушать флейту?
— Вы заклинаете змей? — рассмеялась она. — Или воображаете себя крысоловом из Гаммельна?
— Нет, я просто хочу немного поиграть для красивой женщины, — он внимательно взглянул ей прямо в глаза.
Граф достал с полки деревянную флейту, прикрыл глаза и заиграл. Он на самом деле мог заклинать змей, крыс, юных дурочек… да кого угодно. Мелодия обволакивала, с ней хотелось сродниться, это было что-то сродни магии голоса Лианны. В ней слышались и простые народные песни, и гармония Баха, и отзвук ветра, воющего под крышей маленького домика… Хотелось танцевать. Хотелось встать и сделать странное — сбросить туфли, поставить корпус, собраться, а дальше — па-де-бурре, па-де-бурре, жете, па грав, пируэт, пируэт, купе назад и реверанс…
Музыка кончилась, Элоиза открыла глаза. К счастью, она по-прежнему сидела в кресле, туфли были на ногах, а пальцы одной руки как будто только что отбивали ритм по ладони другой.
— Вам понравилось? — спросил граф.
— Вы мастер, — усмехнулась она. — Наверное, под эти волшебные звуки не одна женщина убежала за вами, не глядя по сторонам.
— А вам случалось убегать за кем-нибудь без оглядки?
— Нет, — пожала она плечами. — Я слишком рациональна и скучна. Ни за что не догадаетесь, что мне хотелось сделать, пока звучала музыка.
— Я не азартен уже давно, и не отгадываю загадок. Но вы определенно считали такты, и говорят — вы танцуете? Вероятно, вы прикидывали, что бы станцевать под эту незатейливую мелодию? А вам бы подошло, если, конечно, одеть вас в платье с фижмами, чтобы побольше цветов и кружев, и еще правильную прическу ко всему этому, и узорные чулки, и выпустить танцевать… Да, это было бы красиво, у вас бы получилось именно так, как надо.
— Я уже очень много лет не танцевала барокко, — пожала плечами она.
— Но в принципе же умеете, так? И нотацию ещё, чего доброго, читаете?
— Читала когда-то, — кивнула она.
— Вот, а говорите! Выпейте еще кофе, съешьте вот это пирожное, — и он положил ей на тарелку что-то белое и воздушное.
Она подчинилась — глотнула кофе, проглотила кусочек взбитых сливок… а он снова заиграл. Её глаза сначала смотрели куда-то в глубину кофейной чашки, а потом стали закрываться, и в конце концов закрылись совсем. А он всё играл…
И вдруг нежная мелодия была грубейшим образом прервана телефонным звонком. На этого человека у Элоизы стояла, гм, специфическая мелодия, совершенно не согласующаяся с ее обычным строгим и упорядоченным обликом, и ещё менее — с моментом. И фото человека тоже было добыто не слишком праведным путем. Тут же всякое наваждение исчезло.