Мадрид и Толедо
Шрифт:
Через несколько столетий пикаро превратился в махо, без которого испанское бытие представить так же трудно, как без инквизиции. Мужчины этого звания работали кузнецами, ткачами, владели трактирами, но чаще промышляли контрабандой, торговлей вразнос или зарабатывали на жизнь азартными играми. Женщины служили кабатчицами, чинили белье, торговали на улицах фруктами и цветами. Ни одна ярмарка не обходилась без миловидных мах, не признававших иной одежды, кроме национального платья. Шумные, бойкие до грубости, притягательные обманчивой доступностью, они носили открытые туфли, глубокий вышитый лиф, перекрещенную на груди яркую шаль, а в праздники украшали волосы высоким гребнем и накидывали на голову мантилью, которой ни в коем случае не полагалось закрывать лицо. У каждой из них за подвязкой
Угрюмый лик махо, напротив, всегда скрывался за широкими полями шляпы. Добропорядочные жители Мадрида переходили на другую сторону улицы, едва увидев его длинный плащ – капу. Из-под верхней одежды виднелись обтягивающие штаны до колен и короткая, расшитая золотом курка с широким шарфом вместо пояса. Колоритный наряд завершали башмаки с пряжками, толстая черная сигара и конечно нож, чаще складной, получивший название «наваха».
Кроме оружия длинный плащ прикрывал грязную одежду, ведь махо, как правило, не имел дома и денег, достаточных для оплаты бытовых удобств. Жилищем ему чаще служила тюрьма, удобно располагавшаяся недалеко от Пласа Майор – места обитания представителей испанского преступного мира. Во времена правления Филиппа II темница именовалась Санта-Крус и представляла собой несколько небольших камер при суде. После того как Совет Кастилии купил два соседних дома, заключенные обрели постоянное и более комфортабельное пристанище. Его мрачные интерьеры были описаны в дневниках знаменитых постояльцев, например, Лопе де Веги. Великий драматург упомянул о порядках в странном заведении, где свободный режим позволял преступникам беспрепятственно продолжать те дела, за которые они оказались за решеткой. Особенно процветала торговля, благо рынок располагался за стеной.
Конец незаконной коммерции положил Филипп IV, приказавший сломать старую и выстроить новую тюрьму с высоким забором, крепкими решетками и более строгими правилами. Главную идею этого во всех отношениях замечательного учреждения можно было понять, прочтя надпись на мемориальной доске у входа, где сообщалось, что «…дворцовая тюрьма построена в году 1634 для безопасности и удобства заключенных». В разное время удобствами новой Санта-Крус пользовались поэт Хосе де Эспронседа, историк Паскуаль Мадос, либерал Рафаэль дель Рьего, казненный за организацию народного восстания, а также легендарный Луис Канделас – разбойник, снискавший лавры Робин Гуда.
Приговоренных к смерти вели к эшафоту по узкому проулку Санто-томас (Вердуго), иначе называвшемуся улицей палача, из-за того, что здесь исконно жили представители этой не слишком уважаемой в народе профессии. Похожая на дворец тюрьма сохранилась до наших дней почти в том же виде, в каком была представлена взору монарха. Правда, с ее фасада исчезли четыре статуи добродетелей и очаровательный ангел из белоснежного мрамора, что не слишком повлияло на элегантный внешний вид здания.
«Мадридцы не ходят, как мирные подданные цивилизованного монарха, а крадутся словно воры, прикрывая лица», – сокрушался по поводу одежды махо король Карлос III. Раздражение государя было настолько велико, что однажды ношение шляп и длинных плащей посчиталось преступлением, о чем горожане узнали из королевского указа. Ответом на запрет послужило восстание с последующим изгнанием первого министра, разработавшим столь непопулярный проект. Его преемник поступил более дипломатично: когда пресловутую шляпу стал надевать вместо маски палач, махо обнажили головы без всякого принуждения.
Завсегдатаи таверн под аркой Кучильерос относили себя к истинным носителям испанского духа, чем, собственно, гордились и знатные гранды. Однако неофициально только махо признавались настоящими испанцами, отчего именно они, а не аристократы, служили объектом для подражания. Горделивый нрав махо не позволял, например, оставить безнаказанным косой взгляд. Кровавая драма могла произойти, если сын богатого торговца задевал своей щегольской туфлей грязный башмак извечного соперника. Полиция избегала ввязываться в подобные дела, поскольку махо по любому поводу скандалили, пускали в ход кулаки или нож. Зато они были надежными союзниками власти в борьбе с просвещением,
Парадная церемония на Пласа Майор
Испанский двор всегда отличался помпезностью и показной роскошью. Даже при пустой казне для иностранных послов устраивались пышные приемы, балы и торжественные шествия, считавшиеся лучшей формой демонстрации мощи государства. Сегодня движение любого вида транспорта по Пласа Майор запрещено, хотя для отдельных ритуалов все же делается исключение. Одним из них является вручение королю верительных грамот.
По завершении беседы с министром консулу надлежит медленно спуститься по лестнице с широкими мраморными ступенями. По обеим ее сторонам в почетном карауле располагаются гвардейцы, одетые в старинную форму, с алебардами в руках. Внизу консула ожидает карета, запряженная шестеркой лошадей. Рядом стоит другой экипаж, как правило, с двумя лошадьми и одним пассажиром в лице советника или торгового представителя, то есть второго по значимости члена миссии. Остальные посланники довольствуются автомобилями. Апогеем торжества является момент, когда кареты, грохоча по гранитным плитам, въезжают на Пласа Майор. К радости зрителей кортеж сопровождают парадный эскадрон муниципалитета и отряд уланов королевской гвардии.
Торжественный отъезд консула
На замкнутом пространстве небольшой королевской площади, словно в архитектурном музее, расположились образцы старинного зодчества разных стилей и художественных направлений. Дворцы герцогов Абрантеса и Уседы тесно связаны с историй страны. Ренессансные апартаменты первого сегодня занимает Итальянский институт культуры. Второй дом, также выстроенный в духе Высокого Возрождения, когда-то считался лучшим «некоролевским» зданием столицы. После смерти последнего Уседы король Филипп V купил его для чиновников, которые занимают его до сих пор. В разное время здесь поочередно заседали члены Совета Кастилии, Совета Индий, Верховный трибунал правосудия, Государственный совет и Штаб мадридского военного округа.
Королевский дворец начал свое существование в 1737 году, когда были разобраны руины сгоревшего алькасара и в основание будущей резиденции лег освященный камень. Под него положили свинцовую шкатулку с монетами, отчеканенными в Мадриде, Сеговии, Севилье и колониях – Мексике и Перу. В строительстве дворца приняли участие известные испанские архитекторы, последователи местных традиций зодчества. Тем не менее облик здания получился итальянским, а интерьеры напоминали об изящной французской роскоши. Зато порадовал фасад в духе эрреско: его украшал широкий карниз из белого камня, на котором намечалось, но не удалось водрузить статуи королей Испании.
Благодаря умелой организации строительство продвигалось очень быстро. Камень из отдаленных областей перевозили тысячи быков и мулов; в Мадрид постоянно прибывали рабочие, специалисты, художники, надеясь получить работу и хорошее жалованье. Тем не менее отделка последнего помещения завершилась только через 40 лет.
Современные посетители входят во дворец через Оружейную площадь, куда их предки ходили смотреть на церемонию смены караула и военные парады. Широкая лестница ведет в салон, где в 1841 году произошло сражение между стражниками и восставшей чернью. Жестокий бой закончился гибелью большинства участников, но убранство удивительным образом не пострадало и сегодня посетители дворца могут полюбоваться фламандскими гобеленами, доспехами средневековых идальго, в том числе «детской» защитной амуницией, изготовленной для юных принцев.