Магазин работает до наступления тьмы 2
Шрифт:
— Что такое? С чего ты взяла, что за тобой гонятся? Кому это надо? Не выдумывай.
Весь мир — это дышащая в затылок угроза и мама, которая не откроет. Облик мамы стерт, и голос неузнаваем, она превратилась в гладкую стену до небес, стеклянную гору, за которую ни ноготочком не зацепиться. А может, не было никакой мамы никогда и не было вожделенного убежища, в котором она позволит укрыться от озверевшего мира, если на этот раз все-таки удастся ее убедить.
Ничего необычного.
Все грезят о своем, мелком и скучном. Москва здешних снов населена бесполезными
Здесь сторож был только у крума, а она металась среди снов наобум, надеясь на везение — надо же было на что-то надеяться. После утомительных странствий она отсиживалась в уже знакомых снах Славика, восстанавливала силы. Крума и так потихоньку глодали все обитатели квартиры, так что она старалась отщипывать совсем по чуть-чуть.
Крум был ее неприкосновенным запасом на черный день. Должна же и от него быть какая-то польза.
Матильда жаловалась Славику, что не может найти никаких следов Хозяина, ни единого отблеска перекрестка, который обычно озаряет сны не только тех, кто там побывал, но и тех, кто видел тех, кто видел побывавших. Круги от разрывов ткани реальности разбегаются далеко. Похоже, это тупиковый осколок, без перекрестков — по крайней мере, в ближайших окрестностях. Придется искать двери. Вроде тех, которые случайно открыла в магазине связка билетов из коллекции старика-землеройки. Двери, ведущие в другие осколки раздробленного мира. Они искажают вокруг себя все: пространство, время, логику и мировосприятие, — и именно по этим признакам их можно найти.
— Ищи странности, — твердила Матильда. — Любые странности, но лучше вопиющие. Приноси пользу, крум.
***
Славик просыпался и начинал искать. Собственно, для этого Матильда и купила ему новый смартфон. Марка была какая-то незнакомая, логотип тоже — стилизованная рыбка, вписанная в круг. Первым делом Славик пробил название фирмы и с удивлением узнал, что здесь это известнейший бренд и такие смартфоны, дешевые и многофункциональные, называют «кильками».
У «кильки» оказалась неплохая камера, и Славик потихоньку снимал на нее обитателей таинственной коммуналки. Было очень страшно, да и Матильда могла заметить, но не мог же он позволить такому богатейшему материалу пропасть втуне. Иногда он представлял себе, как будет выглядеть превью его ролика с многомиллионными просмотрами: девочка в красном платье на фоне громады Гречневого рынка, на полустертой позолоте которого выведен странный знак, похожий на половинчатую елочку… Эта елочка буквально преследовала Славика — он обнаружил такие же небрежно выведенные маркером знаки над всеми дверями в коммуналке.
— Это чтобы входить без приглашения, — объяснила Матильда и на глазах у озадаченного Славика вышла из комнаты и снова вошла в нее с таким значительным видом, словно это был какой-то хитроумный фокус.
Пытаясь заснуть после очередного тревожного пробуждения, Славик придумывал названия для своего будущего шедевра: «ВЫЖИВАЮ без денег в ДРУГОЙ Москве», «Попал в ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ МИР и все ЗАСНЯЛ» (про осколки и слои упоминать не надо, никто не поймет, Славик и сам не очень понимал, а потому на всякий случай не верил). Потом он увлекался, и кричащие заголовки так и вспыхивали в голове, налезая друг на друга: «ПАРАНОРМАЛЬНАЯ КОММУНАЛКА: кто все эти СТРАННЫЕ ЛЮДИ?!», «„КИЛЬКА“: обзор НЕСУЩЕСТВУЮЩЕГО телефона из ДРУГОЙ РЕАЛЬНОСТИ», «ГРЕЧНЕВЫЙ РЫНОК, СГОРЕВШИЙ Москва-Сити и ДИРИЖАБЛЬ над Кремлем: ЭКСПЕРТЫ не нашли в этих ВИДЕО следов МОНТАЖА». Надо будет не только все заснять и выбраться отсюда, но еще и экспертов для ролика найти, мысленно делал пометку засыпающий Славик…
***
Снаружи прямо сейчас весь мир — это крум, который ежесекундно издает какие-то звуки. Храпит, сопит, чавкает, шаркает, чешется, рыгает, пердит. Воняет потом и нечищеными зубами. Нагло существует, говорит глупости, нянчит свое долговязое бессмысленное тело, бережно бинтует ноги, сдирает корочки с ладоней. Он как будто забыл о своей вине, о том, что это из-за него бесомраки пробрались в магазин, из-за него Хозяин снова оказался в лапах у Начальства, из-за него мы лишились Женечки.
Крум лебезит, заискивает, показывает флажки на своей идиотской «карте странностей». Крум боится, трепещет, он даже не бабочка — Хозяин любил сравнивать людей с бабочками, — он моль, вылетевшая из недр шкафа, чтобы мельтешить и производить на свет себе подобных. Хлоп — и останется лишь серебристая пыльца и облачко страха. Крум жалок, он боится всего и всех. И в чем-то его можно понять, это действительно страшно — оказаться в мире, где твое существование не предусмотрено, где все чужое и малопонятное, а для тебя нет места.
Он хотя бы среди себе подобных. Не в этом приюте для странников, конечно, но все-таки он в мире людей. За стенами квартиры нагло существуют точно такие же мясные мешки. Если бросить его здесь — он выживет, ничего с ним не будет.
Хватит думать о круме. Он шумит, беспокоит, мешает поискам и восстановлению кадавра. Калейдоскопическое марево подсвечено голубым из-за того, что где-то рядом вечно горит экран его телефона.
Надо нырнуть глубже.
Свежий сон разрастается полупрозрачным пузырем, крепнет и наливается. Там, за упругой мембраной, защищающей сокровенный мирок от других грезящих, но не от сноходцев, женщина в свадебном платье бегает по концертному залу и ловит стеклянной банкой Шестую симфонию Чайковского.
***
Славику уже удалось заснять, как всем гуртом заходят в свою комнату семеро безмолвных старичков с одинаковыми седыми бородками, в одинаковых тренировочных костюмах, похожие на близнецов — завсегдатаев какого-нибудь спортивного клуба для пожилых. Это к ним он не так давно случайно забрел ночью и обнаружил, что спят старички стоя, как лошади. А в другой раз он услышал с кухни оглушительный хруст и причмокивание: это старички, сгрудившись вокруг стола, ели сахар-рафинад прямо из упаковки. На шум пришла вездесущая девочка, и ее молча угостили парой кусочков с ладони.
«Странники всегда помогают странникам», — почему-то вспомнил Славик, глядя на эту диковатую картину.
Но на вид старички были самыми обычными, куда эффектнее смотрелся двухметровый мужик, который жил в комнате напротив. Страшно худой, с ввалившимися щеками, как будто вытянутый какой-то непреодолимой силой в длину, он ходил неуверенно, перенося весь вес с одной жердеподобной ноги на другую, и все время что-нибудь задевал. Иногда он просто долбился в стену рядом с открытой дверью в свою комнату, неторопливо и монотонно, как будто надеялся пройти насквозь. Это могло продолжаться часами, пока он, постепенно смещаясь вдоль стены, не попадал наконец в дверной проем. Славик прозвал его Палочником. В тихом упорстве, с которым Палочник пытался пробить собой перегородку, было что-то насекомое.