Магические числа
Шрифт:
— Но я слышал, — кашлянул Амундсен, — что большевики отрицают собственность…
Терехин усмехнулся.
— Мы не отрицаем личной собственности для человека в разумных пределах, для обеспечения достойной жизни ему самому и его семье. Но мы категорически против собственности, которая дает владельцу нетрудовые доходы и позволяет эксплуатировать бедняка.
Амундсен внимательно выслушал Терехина и с достоинством сказал:
— Должен заметить, господин Терехин, что мой вопрос вызван чистым любопытством. Наша экспедиция ни в коем случае не собирается вмешиваться в ваши
Олонкин переводил слово в слово, стараясь быть предельно точным. Одновременно он с любопытством всматривался в Николая Терехина и Алексея Першина. Эти совсем еще молодые люди были русскими и по внешности и по своему поведению, и в то же время в их облике было что-то новое, ранее не виданное им. Особенно поразительно было, с какой свободой и убежденностью Терехин говорил от имени всей Российской республики, произнося слова, за которые, как хорошо помнил Геннадий Олонкин, еще совсем недавно царские жандармы сажали в тюрьму, отправляли в ссылку.
— Мы принимаем к сведению ваши заверения, господин Амундсен, — ответил Терехин. — Советская республика в скором времени начнет собственные исследования Арктики, особенно берегов нашей родины…
— О, в таком случае мы с удовольствием поделимся тем опытом и сведениями, которые будут получены по завершении экспедиции, — с готовностью предложил Амундсен.
— Я передам ваши слова научным учреждениям нашей республики, — ответил Терехин.
— Простите, господин Терехин, — продолжал Амундсен, — не слыхали ли вы о таком человеке, как господин Вилькицкий?
— Я с ним лично не знаком, — ответил Терехин, — но имя мне известно. Вы хотели что-то ему передать?
— Да, но как это сделать? — с сомнением произнес Амундсен. — Как мы выяснили, ближайшая радиостанция, находившаяся в Средне-Колымске, бездействует и вряд ли может быть пущена в ход в ближайшее время…
— В Ново-Мариинске радио есть, — сказал Терехин, — Кстати, там работает ваш соплеменник Лампе. Очень знающий специалист. Он наладил связь не только с Петропавловском, но и с некоторыми американскими станциями.
— Прекрасные новости! — обрадованно воскликнул Амундсен. — Вы представить себе не можете, каково чувствовать себя оторванными от цивилизованного мира на протяжении более чем года!
— Я вас понимаю, — усмехнулся в ответ Терехин. — В свое время я просидел шесть лет в одиночной камере Бутырской тюрьмы без права переписки и посещений.
— О, извините! — поднял руки Амундсен. — Тюрьма — это ужасно, бесчеловечно!
Пока шел разговор, Каляна подливала чай, пододвигала нарезанное тонкими ломтиками нерпичье мясо, которое с видимым удовольствием ел самый главный норвежец.
— Вам нравится местная еда? — спросил Алексей Першин.
— За годы арктических путешествий я убедился, что местные жители веками выработали такую систему питания, которая надежно предохраняет их от цинги. Поэтому, если представляется возможность, я перевожу всю экспедицию на питание местными продуктами…
— А не приходилось ли вам пробовать местный продукт под названием копальхен?
— Местный копальхен попробовать еще не довелось, — с серьезным видом ответил Амундсен, — но нечто подобное — квашенное в яме и особо выдержанное моржовое мясо вместе с жиром и кожей — мне доводилось неоднократно пробовать во время плавания по Северо-Западному проходу. Должен отметить, что в главных чертах жизнь коренных обитателей Арктики весьма схожа.
— Да, копальхен трудная еда, — со вздохом заметил Алексей Першин и принялся выбирать кусок сухаря. Найдя подходящий, он погрузил его на мгновение в крепкий чай и откусил. Моченый сухарь делался сладковатым, и при нужде с ним можно было пить чай без сахара.
Запасы собственных продуктов, взятые из разоренных складов Анадыря, давно иссякли, и то, что было положено на стол в яранге, было последними остатками, невесть каким путем сбереженными Анемподистом Парфентьевым. Вот уже несколько месяцев путникам приходилось полагаться только на местную еду, из которой для Алексея. Першина и впрямь самой трудной оказался копальхен.
— Сколько времени вы намереваетесь пробыть здесь? — спросил Амундсен.
— Послезавтра я отправляюсь вместе с Анемподистом дальше, к устью Колымы, а Першин, как я уже сказал, остается в этом становище.
— Мы бы могли вас снабдить кое-какими продуктами, — сказал Амундсен. — Экспедиционные запасы у нас достаточно велики, приходите на корабль, и мы без ущерба можем кое-чем поделиться.
— Нет, у нас есть все что надо, — твердо ответил Терехин. — А приглашением воспользуемся, если вам удобно, завтра днем.
— Приходите к обеду, — добавил на прощание Амундсен, церемонно откланиваясь у выхода из яранги.
На правах хозяина Кагот вышел проводить гостей.
Некоторое время в чоттагине царила тишина. Первым подал голос Анемподист, принявшийся собирать остатки сухарей:
— Вон сколько поели, окаянные!
Да, черные сухари явно пользовались большим успехом у норвежцев. Особенно много погрыз их Геннадий Олонкин, успевавший и переводить и есть.
— Анемподист, — строго сказал Терехин, — оставь сухари на месте!
— А сахар? — жалобно спросил каюр.
— И сахар! — ответил Терехин. — Что же ты так? Не по-людски это — ставить на стол, а потом забирать.
— Так последнее! — взмолился Анемподист. — У нас больше ни крошки! Как дальше будем жить? Не переходить же нам на. Самом деле на копальхен. Не норвеги же!
— Так я и поверил, что они копальхен едят, — заметил Першин. — Буржуи! Сразу видно. И этот русский — явно приказчик. Чистенький, выкормленный. Небось потихоньку пушниной промышляют, путешественники…