Магистериум морум
Шрифт:
– Этого хочу я! – Фабиус зримо нарисовал образ инкуба. – Пусть он предстанет здесь!
Сатана зарычал.
Но воздух уже заволновался, вспучился, и из него соткалась фигура инкуба.
Однако… каков он был!
Весь серый, в сукровице – его уже почти не сияющее естество истекало наружу сквозь поры на коже.
Сатана просто вызверился, увидев изгоя.
– Ты не мог выжить в пустоте, мелкий никчёмный…!
– Борн! – радостно воскликнул Фабиус, помогая инкубу дышать: рисуя его в воображении своём сильным и крепким!
–
– Ну да, – покривился инкуб, с трудом ворочая языком. – Это я. Не самый любимый твой сын. И я давно хотел спросить тебя, отец. За что? За что ты проклял меня?
Сатана усмехнулся, разглядывая инкуба, и, словно бы, наслаждаясь его страданиями.
– Ну что ж… – усмехнулся он. – Ты всё равно погибнешь. Узнай.
Бесы и черти обратились в слух. В Аду ходило множество баек, за что Сатана низверг Борна в холодный Верхний Ад.
– Ты преступил мою волю, Изгой. Ты разочаровал меня!
Изменчивый встал и в раздражении сбросил с колен кошку.
– Я возлагал на тебя большие надежды! Надеялся, что ты, славный древним родом бунтарей, попытаешься восстать против моей власти! Я ждал долго! Но сотни лет сменяли другие сотни, а ты возился с камнями и железяками! Я кинул тебя в верхний Ад, но ты и там не стал бунтовать, чем навлёк на себя новую опалу! Ты обманул меня! Ты был наделён волею и способностью к бунту! Чего же ты ждал?
– Мне не за что было бороться, отец, – печально улыбнулся инкуб – Меня не радует власть над глупцами.
Похоже, слова Борна пришлись Сатане не по вкусу. Он вспух от гнева, и языки чёрного пламени охватили его всего.
– ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! – взревел он так, что земля и небо едва не перемешались.
– А что я особенного посмел? – удивился Борн. – Сказать, что созданные тобой дети глупее самого глупого человечка? – инкуб рассмеялся окровавленными губами. – Так я скажу и худшее: они лишены воли менять и изменяться. Ты, великий Изменчивый, породил толпу тупых безвольных уродов!
Фабиус с ужасом видел, что Сатана похож уже на единый комок пламени. Жар от него исходил такой, что маг едва терпел его.
Однако Изменчивый почему-то не спорил с Борном. А тот продолжал с усмешкой:
– Воля – это то, чего тебе не воссоздать в полной мере. Даже в тебе, отец, есть всего лишь жадная воля иметь. Да, я не оправдал твоих надежд, потому что воля во мне иная, не та, подобная тебе, которую ты мечтал видеть в нас. Я понял это во мраке, который готов был пожрать меня. Во мне есть воля не желать, но любить!
И тогда Фабиус понял, наконец, кто призвал в мир людей Алекто. Понял, кого покрывал Борн.
Магистр долгие дни был глупее ребёнка, но он прозрел, как и от чего развилась в этом странном создании любовь. И она не должна была погибнуть сегодня.
И магистр Фабиус Ренгский сказал, стараясь, чтобы голос его звучал громко и уверенно:
– Эй, Сатана! Я должен признаться тебе! Это я...
Он помедлил и пояснил, боясь, что его неправильно поймут:
– Это я, магистр Фабиус Ренгский, вызвал Алекто дабы вступить с ней в магический брак! Я осознал твоё грозное величие, Сатана. Я сознаюсь и покоряюсь тебе!
Маги неразборчиво залопотали на своей скамейке. Черти радостно завыли. Они ждали, что Сатана растерзает сейчас глупого мага, отомстит ему за Анчутуса! И всё пойдёт по-прежнему.
– Можешь забрать меня в Ад, – Фабиус склонил голову, изображая покорность. – Только скажи сначала, кто же настоящий отец людей?
Сатана, растерянно переводящий взгляд с Фабиуса на Борна, хмыкнул:
– Твой мир – был мир живой, человечек. Его силы были силами стихий. Значит, твой мир был договором со стихиями. Думаю, они и породили людей. Люди же, выпустив страшные силы из мельчайшего, уничтожили и стихии вокруг. Твердь рухнула. Я успел лишь удержать мир слов. Магический мир. В вашем прежнем тяжёлом мире и магии-то почти не могло проявиться, он был слишком плотен.
Изменчивый потёр руки, сияние его умерилось. Похоже, он был удовлетворён признанием мага.
– Ну что ж, – сказал он. – Ты развлёк меня, человечек. За это я даю тебе ещё пару минут. Прощайся. Ты пойдёшь со мной.
– Но постой… – пробормотал Фабиус, оглядываясь и не видя никаких перемен. – Ведь нужно сначала восстановить договор? Как же то, что вокруг?.. Оно не должно остаться таким… Таким страшным. Люди здесь жить не смогут!
Сатана расхохотался.
– Нарушить договор мира слов невозможно, можно лишь разорвать его, отринуть весь. Он ведь и сам есть ложь. Вы опять изменили свой мир, глупые люди. Вы переполнили договор ошибками. Его больше не существует. Плодитесь же и размножайтесь теперь, как сумеете! На том, что осталось от вашего прежнего мира! Зато я получу много приятных часов, наблюдая за вами!
Фабиус ещё раз обвёл глазами берег: обугленная чёрная земля, разломы, чёрное небо…
– А это?.. Всё так и останется?
– Так будет ещё веселей! – захохотал Сатана.
Фабиус внутренне дрогнул: он хотел спасти Борна, но не жертвою целой земли!
– Но я… – пробормотал он. – Я обманул тебя…
– Великолепно! – Сатана расцвёл языками радужного пламени. – С точки зрения моего мира – это большое достижение! Вот этот хлам, – он указал на Анчутуса, скорчившегося на земле. – Не способен даже обмануть своего отца! Презренный комок слюны и крови! Никчёмное создание!
Анчутус от презрения Сатаны слегка задымился.
Тиллит уставилась на Борна, прикидывая, что же ей делать? Инкуб вроде бы уцелел? Но бунтовать и становиться владыкой мира он почему-то не хочет… А как же она?
Сатана сделал текучий шаг, маня за собою Фабиуса.
– Стой! – прошептал инкуб.
Сатана неспешно обернулся, и вдруг пламя его угасло, и он закричал, что-то прочтя на лице инкуба:
– Молчи!
– Я вижу ветер и говорю с ним, – произнёс Борн.
Чёрный ветер изогнулся и тряпкой лёг к его ногам.