Магистериум морум
Шрифт:
– Не делай этого! Ты же мой сын! – Сатана полыхнул языками пламени, но они снова опали, и он остался стоять пародией на демона, на своё неудачливое дитя.
– Я – изгой, – сказал Борн. – Ты изгнал меня, и я принял изгнание.
Он нагнулся и поднял с земли камень:
– Я вижу землю и говорю с нею!
Сатана вспыхнул радугой, и небо заиграло раскалёнными сполохами. Фабиус ощутил, что задыхается в волне горячего воздуха.
Но инкуб лишь хмыкнул:
– Огня мне и не хватало! Я вижу
Сатана опал весь и замер недвижной статуей. Потом в теле его открылся огромный рот:
– У ТЕБЯ ВСЁ РАВНО! ВСЁ РАВНО НЕ БУДЕТ ВОДЫ! ЕЁ НЕТ ЗДЕСЬ! НЕТ!
Фабиус шагнул к Борну:
– Бери мою кровь, демон! Я делал опыты! В ней воды с избытком!
Борн улыбнулся и положил ему на лоб обжигающую руку:
– Я вижу воду и говорю с ней!
Фабиус ощутил, как кровь закипает у него в жилах.
– ЭТОГО МАЛО! МАЛО! – взвыл Сатана. – ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, ЧТО ДАЛЬШЕ!
– Я же не идиот! – покачал головою Борн. – Кроме стихий – есть ещё свет и тьма!
Сатана взвыл, и мир задрожал мелкой дрожью. Солнце заметалось в пыли, грозя быть засыпанным песком!
– Не успеешь, – отрезал Борн. – Да и Фабиус – есть подобие света, а я и ты – тьмы. Ингредиенты все здесь, у меня!
Борн воздел руки к Изменчивому и провозгласил:
– Я вижу тебя, отец мой, Сатана! Я вижу тьму! И говорю с ней!
И тут уже всё загрохотало и затряслось вокруг. Земля заходила ходуном. Тьма заметалась над ней.
– ТЫ РАЗРУШАЕШЬ ВАШ МИР! – взвыл Сатана. – Я ОБМАНУЛ ВАС! ДОГОВОР О МАГИСТЕРИУМ МОРУМ РАЗОРВАТЬ НЕВОЗМОЖНО! ИЛИ ВЫ БУДЕТЕ ПОВЕРЖЕНЫ ВМЕСТЕ С НИМ!
– Почему бы вдруг? Я просто заключаю свой договор поверх твоего. Он тяжелее, и ты чувствуешь это.
– Земля дрожит!
– Это рушатся твои церкви, они из единой тьмы, а земля станет союзом шести! Твои церкви не выдержали равновесия, отец. Мне жаль. Уйди же прочь!
– Я ПРОКЛИНАЮ! ПРОКЛИНАЮ ТЕБЯ!
Борн пожал плечами: он уже много тысячелетий был проклят.
А потом из пылевого мешка вышло солнце и ослепило людей.
– Я вижу свет, – сказал Борн. – И говорю с ним.
Фабиус лишь слышал это. Свет ударил по его глазам, и он не устоял, со стоном опустившись на… песок. Кругом был просто песок. И былинки сухой полыни под пальцами…
Если бы Фабиус сумел открыть глаза, он бы увидел холмы и дорогу, убегающую в Лимс.
Глава 34. Аро или Дамиен?
И чувства добрые я дрыном пробуждал.
Народная мудрость
На земле, день 1-й.
Алисса крепко сжимала палку, но чудовище возвышалось над ней на локоть, и кожа его была толстой, как камень. Алисса не боялась за себя, тварь была неповоротлива, только за лошадь. Если этот урод сожрёт лошадь, куда им деваться?
Алисса закричала изо всех сил и врезала по кривозубой морде. Тщетно! Монстр продолжал надвигаться на бедного мерина.
Лошадь, не имея возможности видеть чудовище, а тем более убежать от него, глухо стонала и пыталась переступать спутанными ногами.
Вдруг словно бы из-под земли выскочила чёрная тень и вцепилась адской твари прямо в круглый немигающий глаз!
Алисса вскрикнула и отшатнулась. А потом разглядела, что это не тень, а худая облезлая кошка.
«Надо же! – удивилась Алисса. – Маленькая, а какая бесстрашная! И уж больно похожа на бедную фурию – такая же чёрная и несчастная на вид».
Тварь на кошку отреагировала не по тварски – закричала жалобно и неожиданно тонко для такой огромной туши, а потом и вообще попятилась, села на задницу. Лапы её были слишком коротки, чтобы достать до глаза, а кошка разбушевалась не на шутку.
– Пошла прочь! Прочь! – заорала Алисса и начала с удвоенной силой молотить зверюгу по другому глазу, видно, это было её единственное уязвимое место.
Тварь пятилась, отталкиваясь передними лапами и вспахивая землю тяжёлой филейной частью. Она неуклюже попыталась встать и броситься в контратаку, но в небе вдруг посветлело, и земля закачалась, но не выдыхая, как раньше, а словно бы делая вдохи, чтобы закрыть распахнутые кругом жадные рты провалов.
По крайней мере, так показалось Алиссе.
Твари вдохи земли не понравились. Она подскочила, изо всех сил поковыляла к разлому. Но толстые ноги ее были слишком коротки. Разлом, из которого она вылезла, вздохнул и, выбросив струйку пепла, закрылся.
Тварь закричала по-птичьи, от неё стали отваливаться куски плоти, тут же застывающие, словно обломки гигантской скульптуры из глины и песка. Алиссе стало жалко её, ведь тварь была поначалу живой, пусть уродливой, страшной, но живой. Да и не успела она наделать вреда.
Кошка же ощущала себя победительницей. Она подбежала к повозке, гордо задрав хвост, скрипуче замяукала, почуяв съестное.
– Сейчас, сейчас, – сказала Алисса, и, прикрыв локтем лицо, стала смотреть на небо.
Солнце разгоралось всё ярче. Стало понятно, что уже далеко за полдень.
Алисса вдруг и сама ощутила ужасный голод и такую усталость, что ноги ее задрожали. Кошка опять замяукала, теперь совсем тонко, и женщина побрела к повозке.
– Ох ты, бедняга, – бормотала Алисса. – Сейчас, глупая, не кричи. В повозке есть хлеб и сыр.
Она с трудом прошла два десятка шагов, привалилась к колесу.