Магистериум морум
Шрифт:
Борн смотрел на тварюшку и ощущал себя таким же. Что было у него? Ни семьи, ни связей. Только ласка лавовых испарений, да сын, ради которого он и жил последние девяносто лет. Черти? Демоны? Он давно устал от них, как червяк, заброшенный в неподходящую для жизни пещеру.
Где Ад, великий и раскалённый? С его бурными интригами? С полётами в огненной толще, балами?
Борн вздохнул и поднял червяка. И обернул вокруг запястья. Червяк тут же слился в одно испуганное кольцо.
Пусть посидит. Он выпустит его в верхней пещере, более холодной, там, где есть для него подходящая пища.
«...Пришлите мне эту книгу со счастливым концом!»
Иосиф Бродский
Мир Серединный под властью Отца людей Сатаны.
Магическая башня на острове Гартин.
Год 1203 от заключения Договора,
Месяц Урожая, день 8-й
Утро у природы на этот раз вообще не получилось. Так думал Магистр Фабиус, вдыхая вместо прохладной свежести навязчивый дым пекарни. Как ни любил он уединение, но вокруг его магической башни постепенно выросла галдящая, шумная деревенька. Немногие, взятые на остров Гартин слуги, построили жилища, перевезли жён и детей. И теперь была у Фабиуса под патронатом не только провинция Ренге, славная своими шорниками, пивоварами и земледельцами, но и маленькая островная община – три конюха, прачки, кухарка, пекарь с помощниками, кузнец… Да всех теперь и не перебрать.
По утрам орали петухи. Нетерпеливо хрюкали, чуя, как варится им на завтрак буряк, свиньи. Хохотали и пели прачки...
Магистр вздохнул. Жизнь так и липла к нему, не давая уединения. Хорошо ли это было? Где-то и хорошо, если видеть только горячий хлеб к завтраку да чистые рубашки. Но во время приступов утренней тоски люди раздражали его своею суетой. Он и сам себя не хотел бы видеть сейчас. Но от себя – не сбежишь. Как и не рявкнешь на голосистых прачек, что чуть свет уже у моста со своими корзинами.
Да и понимал Фабиус, что рассвет не виноват в его внутренних метаниях. Что человек сам наклеивает на течение природных явлений ярлыки своих чувств. Но знание это никак не меняло его самого. И потому солнце его сегодня было тусклым, вода в реке казалась похожей на скисшее молоко, буковый лес за рекой – так и вообще почернел весь, словно осень уже уступила вожжи зиме.
На самом же деле над рекой начинался самый обычный восход, каких много бывает по ранней осени. С молочно-белой водой, с лёгкой дымкой над нею, с жалобными криками мелких птичек, что зовутся долгохвостками…
И тут откуда-то сверху вместо квиканья долгохвосток донеслось громкое скрипучее карканье, и Фабиус поднял глаза: на балкончике колдовской башни сидел здоровенный смоляной ворон.
Прачки тоже заметили страшную птицу. Заголосили, собирая все деревенские придумки про вестника беды. Но ворон был всего лишь вестником Магистериума. Просто начальство уже давненько не беспокоило магистра Фабиуса, и прачки подзабыли, как выглядят колдовские посланцы.
Маг пристально посмотрел на птицу и протянул руку. И только тогда вспомнил, что не успел надеть кожаный колет, а тонкий холщовый рукав рабочей рубахи не убережёт тело от когтей ворона.
Однако птица уже слетела на руку, вцепившись в неё, что твой орёл. Фабиус терпеливо погладил жёсткие перья, нащупал фальшивое, вынул осторожно и отпустил ворона кормиться и ожидать ответа. Потом, морщась, растер руку и отправился на конюшню. Там, в деннике любимого жеребца, его вряд ли кто-то решился бы побеспокоить.
Мальчишки-конюхи уже убежали к реке умываться, а больше – плескать друг в друга водой. В конюшне было духовито и полутемно. Лошади не заволновались, узнав мага, только его любимец, вороной Фенрир, нетерпеливо заржал и вытянул шею, принюхиваясь – нет ли чего вкусного у хозяина.
Фабиус вошёл в денник, похлопал по породистой морде, нахально учинившей полный досмотр карманам его прожжённого во многих местах фартука, и подбросил перо. Оно завертелось и пропало, а из флюидов воздуха соткалось лицо магистра Грабуса Извирского, одного из четырёх Придержателей Совета Магистериума, высшего органа магической власти в Серединном мире людей.
Грабус был древен, со скошенным подбородком и губами в ниточку. Многие обманывались, не зная, что старик не безволен, а попросту стёр себе все зубы, ведь ему давно перевалило за 200, и есть предел и эликсирам молодости, и ведьминской волшбе. Впрочем, магистр Грабус многое отдал бы за секрет, которым пользовался Фабиус – плотный и розовощёкий, словно тридцатилетний муж, хотя и ему уже сравнялось 166.
– Именем Отца нашего Сатаны! – провозгласила голова Грабуса.
И Фабиус ответил привычное:
– Именем Его Огненным.
– Магистериум призывает тебя, магистр Фабиус Ренгский, к делу секретному и опасному…
Голова начала озираться, не подслушивает ли кто? Но только Фенрир смотрел на неё выпуклыми влажными глазами.
– В провинции Дабэн осенние ливни размыли чумные кладбища. Совет при правителе ослаб, а магический совет – слишком беспечен. Сведения достигли столицы удручающе поздно. Дикие лисы и бродячие собаки уже разнесли чуму! – провозгласил Грабус и замолчал, давая Фабиусу сообразить самому, к каким это может привести последствиям.
Тот подумал немного и пожал плечами:
– Дороги Дабэна не идут напрямую через Ренге. Скорее, беженцы понесут чуму с севера на восток, ангонским трактом, если его не перекроют наши маги-лекари.
– Это верно, – согласилась голова Грабуса. – Кордоны будут поставлены. Но здоровым мы дадим уйти. И Магистериум желает, чтобы именно ты проверил и казну, и налоги в провинции Ангон. И дал бы нам отчёт, скольких сможет она прокормить в эту зиму.
– Почему – я? – удивился Фабиус.
С Ангоном его не связывало ничего, кроме странного письма одного из тамошних магистров, коим он, впрочем, так и не удосужился серьёзно озаботиться, поскольку писавший не был его особенным другом. Какие друзья в одной профессии? Партнёры да конкуренты.
Голова пожевала губами.
– Совет Магистериума не заявляет сиё официально, но всё-таки сомневается в прочности власти префекта, сидящего в Ангистерне, главном городе провинции.
Грабус моргнул и снял с лица официальное выражение.