Магистериум морум
Шрифт:
Магистр мало что мог поделать с иррациональным страхом обычных горожан, который мешал им искренне почитать отца людей Сатану. Словно бы не понимали они, что станется с людьми без такого защитника.
Верить-то они верили – ведь церкви Его сами вырастали из-под земли. Длинные, стрельчатые – появлялись они в одну ночь, как грибы на навозной куче. Так же самостоятельно церкви выбирали себе служителей. Один из горожан вдруг просыпался с мыслью стать священником, отрекался от земного и уходил в церковь Отца, где были ему теперь и стол, и дом, и родня. Потому что родня, как правило, тут же забывала
Фабиус обмакнул перо в чернила, стряхнул слишком густую каплю, вывел: «Достопочтенному мэтру Тибо». И опять задумался: кого бы послать в Лимс на виноградники? Ведь есть не только пиво, есть ещё и вино! И там тоже не хочется бросать на самотёк!
Как же не вовремя эта поездка. Как не вовремя…
Магистр взглянул в окно, скользнул глазами к зеркалу на подоконнике, старинному, необычайно гладкому, задержался на отражении собственного лица. Зеркало магистр привёз из поездки по старым развалинам под Лимсом, но изучить его не сумел, выяснил лишь, что покрыто оно не серебром, а каким-то иным металлом.
Когда артефакт наскучил, Фабиус подарил его тогда ещё смазливой кухарке. И вот сейчас предчувствие обожгло его, как жжёт это необычайно гладкое стекло, если держать его под углом к солнцу.
Магистр понял, почему Грабус обратился именно к нему. Столичный маг сам выучил когда-то Фабиуса, дал ему первые наставления. Он решил, что может положиться на мнение бывшего ученика, что поймёт ход его мыслей. Он был напуган и не знал, на кого ещё может опереться в дальних от столицы землях.
Мир стал слишком изменчив для тех, кто доживает уже вторую сотню лет. Меняются границы государства: четыре войны раздирали его лишь за последние сорок десятилетий, восемь правителей жило и умерло, кажется, совсем недавно, недаром в Совете Магистериума давно уже говорят просто – «правитель», не прилагая имён. Да что там имена, сами слова изменяются для магистров так споро, что не все они понимают бормотание черни.
Мир двигался быстрее, чем жили маги. Грабусу требовался взгляд такого же, как он, на происходящее вокруг. Потому он и не стал посылать более молодого мага. Грабус явно в чём-то подозревал Ахарора, почти ровесника своего. В чём? В воровстве? Но что за дело до мирских ценностей наследнику магической силы? Разве что Ахарор замыслил покуситься на власть?
Глава 4. Гость из Ада
«Лишь глупцы называют своеволие свободой».
Тацит Публий Корнелий
Первый круг Ада Великой Лестницы Геенны Огненной.
Численный год Дракона,
месяц Арок, день его 7-й
Ангелус Борн не любил «перекладывать дела на голема». Он решил заняться судьбой червяка немедленно, пока магнитные токи не сменились, и в этой части Ада не наступил вечер. Кто знает, сколько проживёт тварюшка без своего симбионта?
Холодные пещеры располагались на границах с Серединными землями. Там было недостаточно жарко для крупных адских тварей, но процветала такая вот мелочь, питаясь растениями, насекомыми и прозрачными слепыми рыбами.
Времени у бессмертного – хоть отбавляй, можно было потратить чуток и на червяка. Однако удобная пограничная пещера, где Борн останавливался когда-то на пару десятилетий, чтобы поизучать повадки фосфоресцирующего подземного мха, оказалась заваленной камнями. Он метнулся сознанием, разыскивая сохранившиеся полости вблизи… Не нашёл. Двинулся наугад, завязнув в камне… И вдруг – ощутил, что попал на поверхность!
Он стоял в маленькой пещере на вершине скалы, и она открывалась в нежную холодную синеву неба.
Борн шагнул к самому краю. Дыхание Серединных земель обожгло его и унеслось куда-то вдаль. Он обернулся, шарахнулся назад, во тьму. Мелкие крылатые звери с писком кинулись от него прочь. Он испугал их, а, может быть, причинил вред.
Но отступать Борн не привык. Собравшись духом, он вернулся к выходу из пещеры и посмотрел вниз.
Кругом, насколько хватало его физического зрения, простиралось царство воздуха, такого плотного и серого, что он видел в нём мелкие капельки воды. Скала почти подпирала небо, и Борн лишь ощущал пока, что там, внизу – каменистая долина, а за ней – холмы.
Инкуб поёжился. Хотя на Земле шёл более-менее тёплый сезон, ему было уж очень зябко. Он знал, что в мире людей есть зимы, и они так суровы, что замерзает вода и падает с неба обжигающим пухом. Так что ему ещё повезло, ведь он не высчитывал время визита.
Нужно было решить, сколько сил отдать на обогрев тела, чтобы оно не закаменело здесь, но и не сияло чрезмерно, привлекая внимание местных живых. Вот ведь задачка…
Борн почесал бровь, вдохнул первую порцию тяжёлого густого воздуха, посмотрел на червяка на руке. Тот выглядел на удивление бодрым. Демон погладил его неожиданно тёплую плоть. Похоже, червяку не было слишком холодно.
Инкубу стало немного обидно, что червяк сумел уже приспособиться, а он, великий демон, всё не сообразит, как ему согреть тело и не пугать при этом мелких крылатых обитателей пещеры, что разлетались от него, как от пожара.
Он посмотрел вниз, теперь уже иным, магическим зрением, далеко прокалывая пространство, и увидел вдалеке небольшой город. Ноги сами толкнули его к краю обрыва, но он нашёл в себе силы остановиться.
Мир внизу манил его. Там паслись сытые глупые души людей, праздные и расслабленные, там обитали неведомые ему малые существа, там хранились желанные книги, которые развлекали его больше всего прочего. Даже из-за одних книг он был готов броситься сейчас головою вниз с холодной высоты на благословенную знаниями твердь.
Но стоило ли рисковать? Его отсутствия не заметят, но могут заметить деяния его на земле. Одно дело скупать книги у чертей, другое – самому проникнуть сейчас в хранилище людских мыслей, не испортив и не спалив его. Сумеет ли он?
Борн умерил бушующий в жилах огонь так, что тело с непривычки стало тяжёлым и ломким. Отпустил себя чуток, согреваясь. Опять умерил. В конце концов, сообразил, что огонь нужно пустить по тонкой границе между собой и миром, чтобы он пылал над его естеством. Почти не согревая, но служа преградой холодному воздуху. Тонкой, почти невидимой преградой.