Магистериум морум
Шрифт:
Он согрелся, наконец. Стал озираться уже не со страстью к исследованиям, близкой к умопомешательству, а с обычным любопытством сущих.
Черти ведь позволяют себе бродить по Серединным землям, что же мешало раньше ему? Ах, да… Он же соблюдал Договор. Всего лишь созерцал, отделяя естество от тела, наблюдая, путешествуя.
Так вот ещё от чего зябко! Он – преступник, впервые по-настоящему преступивший закон! Оказывается, это забавно!
Борн примерился, спрыгнул с обрыва, попал на курумник и съехал со скалы в водопаде камней! Лицо его осветила улыбка. Ах, если бы он знал раньше, что
Силою мысли демон поднял тело на скалу и съехал ещё раз с ветерком! Потом замер настороженно, давая сознанию ощутить, что происходит вокруг, там, где этого не видит уже зрение и не слышит слух.
Но кругом было тихо и безлюдно. Только птицы замечали его да малые твари. Демон вдохнул полной грудью, давясь и захлёбываясь воздухом, словно лавой. Он был рад неожиданному простору: купался в нём, ласкался к нему!
Сможет ли он взять сюда Аро? Сын так мечтает о путешествиях… А почему – нет? Аро всё равно не добьётся особенного признания в Верхнем Аду, Нижний же – вообще закрыт для него. Почему бы не доставить сыну радость, дав ему увидеть мир людей?
Конечно, страшно толкать такую юную сущность на преступление. Закон Сатаны строг… Но какие открываются перспективы!
Борн растворился в синеве холодного земного неба и возник уже внизу, в долине. Ещё раз растворился, уже более обдуманно выбирая укромное место, и очутился в густой листве на развилке ветвей старого дуба.
Кора дуба была ласково-шероховатой и даже не задымилась, когда плоть Борна соприкоснулась с ней. И птицы не прекратили свой свист. У него – получилось! Он был здесь почти свой, живой, не пугающий огненной сутью мелких лесных тварей!
Где-то впереди предощущался город. С его соблазнительными библиотеками, ремесленными мастерскими, лавками редкостей!
Борн с удовольствием слушал, как тело его вибрирует от возбуждения. Потом он закрыл глаза и начал сознанием изучать простирающуюся вокруг землю.
Самый близкий к горам городок оказался удручающе мал. Над неказистыми домишками как разномастные рога возвышались ратуша да церковь Сатаны – небезопасное место для заблудившегося демона.
Именно церкви надзирали за исполнением на Земле Договора с Адом, именно туда после смерти людей первоначально попадали их души, чтобы потом опускаться в Ад согласно своей тяжести: чем тяжелее – тем глубже.
Горожане не стремились строить рядом с живым адским зданием свои мёртвые человеческие жилища. Но бедняков много, нашлись и те, что прилепили хибары недалеко от Кровавой площади возле церкви. Настоящий же центр города начинался левее, там, где высилась свечка ратуши. Вокруг неё, несмотря на полуденную жару, гудела оживлённая торговая площадь с лавками государственного хлеба, рыбными, зелёными и мясными рядами.
На улицах тоже хватало спешащих по своим делам и праздно шатающихся без дел. Многие сидели под уличными навесами возле трактиров – кто на деревянных помостах, а кто и на земле, пили чай и молодое вино, спорили.
С высоты полёта сознания демона город был похож на муравейник с кровавой проплешиной в центре и «дорожкой» низеньких домов, ведущей к закату.
Такова была традиция городской застройки в мире людей. В направлении заката от церкви было разрешено ставить только приземистые дома с плоскими крышами. Живая тварь Сатаны должна была смотреть на закат.
А когда в городе кто-то умирал, жители сразу узнавали об этом. Стёкла длинных стрельчатых окон церкви, окрашенные в свинцовые тона, алели вдруг, а потом долго переливались закатными красками. Это означало, что там, под высоким потолком, бьётся сейчас душа умершего перед отправкой в Ад. Таков был Договор. В Аду ничего не свершается без Договора.
Борн не интересовался особо подробностями сосуществования Ада и людей. С него было достаточно душ, что поступали на кухню бесперебойно, (иметь бы регулярный доступ к этой кухне). Не интересовался он и такими маленькими городами – из Ада ему было удобнее наблюдать за столицей. Там хранились лучшие книги, там бурлила жизнь. А ещё он иногда подглядывал за варварами, что кочевали вдоль морского берега вольно, никому не подчиняясь – ни магам, ни Сатане.
Борну очень хотелось прогуляться по улицам городка, но он был осторожен. И, удобно расположившись в развилке ветвей, отпустил лишь сознание.
Оно воспарило над городом, потом стало растворяться в нём, со всеми большими и малыми его закоулками и, наконец, выбрало для более пристального изучения группу людей возле трактира.
Люди казались грязными, измученными, но лица их были необычайно светлы и словно бы излучали вокруг сияние, которое вряд ли мог кто-то заметить, кроме Борна. Несмотря на жару, они расселись прямо на улице и творили там странные песнопения, привлекая прохожих.
Борну ужасно захотелось приблизиться, чтобы разобрать слова. Он не без оснований подозревал, что, несмотря на рваные одежды, люди это образованные и знающие много тайн окружающего мира. А его дальнее зрение могло проникнуть в глаза и мысли, но не передавало звуков.
Инкуб попытался скопировать птицу, сидящую на соседней ветке, потерпел с полное фиаско и преобразился в привычную демонам тень.
Тень раскинулась тонкой плёнкой над городом, сгустилась у нужного трактира… И тут же инкуб понял свою ошибку! Стоило ему приблизиться к смертным, как ноздри его защекотал аппетитный аромат их душ! А ел он… Когда же он в последний раз сытно и вкусно ел?
Демоны принимают пищу без особых затей. Почуяв живые души, Борн тут же выделил по запаху самые слабые.
Вот, к примеру, старик в мешке, повязанном на манер плаща. Утром он просыпается с болью в изъеденных костной болезнью ногах, а вечером, перед тем, как заснуть, часто думает о смерти. О том, что жизнь тяжела, а он не знает, добудет ли завтра хотя бы половинку чёрствой ячменной лепёшки на обед; что боль в ногах, наверное, отступит, когда он умрёт; что здесь он никому не нужен, и никто о нём не заплачет.
К трактиру старик пришёл послушать байки о новом боге. Он наощупь искал мечты и цели, чтобы иметь желание жить дальше. И это отсутствие даже мнимого будущего – больше всего привлекало в нём демона. На такого бедолагу лишь дохни – и душа его с лёгкостью и радостью отделится от тела. И невидимым облачком войдёт в сущего, наполнив его огнём жизни.