Магистр
Шрифт:
Да, Винсент был привязан к Агнес, а она к нему. Он защищал ее от всего, в чем видел опасность, – от нерадивых учеников до ихэтуаней, а она спасла его в первый же день жизни и помогла уцелеть в монастыре, где он оказался один на один с музыкой, еще более убийственной, чем боксеры. Но что-то помешало нашему герою не только уехать из Китая вместе с Агнес, но и сразу по прибытии в Европу начать ее искать. Автору кажется, что неспроста: Винсент оставил в прошлом детскую зависимость и страшную сцену в монастырском саду, решил, что Агнес ему уже не нужна, а он не нужен Агнес, потому что он уже не был мальчиком, а она… ей тоже надо было оставить в прошлом монастырь и Китай. Поэтому, лишь хорошенько обосновавшись в Оксфорде (с его опытом врастания в новые места это произошло очень быстро), он решил, что настала пора проведатьАгнес, и поехал в ее родное графство Ратленд. Но не нашел ее там.
Винсент вообще с огромным интересом исследовал Англию, язык которой оказался для него родным. В Святом Валенте вокруг него было много родных языков – пекинки происходили из разных стран, но между собой говорили по-французски. Французский был основным языком преподавания, латынь – одним из основных предметов и языком письменного общения, а по-английски со своим воспитанником говорила Агнес, единственная англичанка в монастыре. Поэтому наш герой, еще в Китае прочитавший об Англии все возможное и наслушавшийся от Агнес рассказов о родине, чувствовал себя на Острове своим. Почти. В Англии тридцать девять графств, столько же, сколько колледжей в Оксфорде, а Ратленд – самое маленькое историческое графство в Англии, даже девиз его («multum in parvo», «многое в малом») говорит об этом.
Винсент знал, где живет Агнес в графстве Ратленд. Родной ее городок Окем славится старейшим в Англии отдельно стоящим замковым залом – это все, что осталось от Окемского замка. Здание построили в двенадцатом веке, и обитал в нем кузнец самого Вильгельма Завоевателя. С тех самых времен сохранилась традиция, чтобы каждый владетель Ратленда, приезжающий в Окем, преподносил замку подкову. Более двухсот подков так и висят с тех пор по стенам окемского зала… но важно нам совершенно другое. В тот прекрасный июньский день, когда мэтр Э. де Катедраль остановил
Значит, Агнес не вернулась. Но если она слала родителям мистификаторские письма, она была жива. Почему она не поехала домой? Неужели так и не справилась со стыдом, со своей травмой? Не знала, что сказать родителям?
Винсент поблагодарил пожилую леди и откланялся. Пожилая леди долго смотрела ему вслед, качая головой: вежливый молодой господин не пошел в «Двести подков». На душе у нее сделалось неспокойно и, вернувшись в дом, она села за внеочередное письмо. Странно. Агнес так хорошо рассказывала о Святом Валенте, о переезде в Нанкин, о том, как гладко пошли там дела (само провидение уберегло их от ужасного бунта!), подробно спрашивала о домашних… Однако, получая материнские письма, она почему-то реагировала на маленькие новости из родного дома слишком расплывчато. Как будто мать писала в пустоту. Мать писала в пустоту.
Когда уже ближе к ночи Винсент явился домой, его ожидала записка, подсунутая под дверь квартирной хозяйкой:
Dear Mister Rutland!
An Imposing Gentleman paid You a visit and was Much Displeased that you weren’t at home Waiting for him all daye long and I wager also nighte. I told him that I was not Rutland’s Keeper and that You were a young man and were wont to Study and Amuse yourself as much as you liked. With that the Gentleman grew even more Displeased and left his Imposing Card and ordered that I should inform you that You go to him at once as soon as you are back, so please as soon as you are back go to him At Once. The Card is enc., I have not understood in it much.
With the kindest of feelings
Your land lady Fiona Tydlebee
P.S. I feel I have to tell you what our Cromwell had done! He sat on the doorstep in front of your Door and would not let in either me or the Imposing Gentleman, and I will have you know that the accursed Anymal is a true spawne of hell, why I mean of course Cromwell and not the Gentleman. But only three days ago he, that is Cromwell, almost maimed Marjorie Clamsford’s three-year old brindle Great Dane, and Thowe you might say that Danes have long become a Decorative Breede, it is true that our iron fighter Cromwell is the true lord of the Beaumont street and the directest descendant of Kinge Richard Lyonheart’s favourite Cat who was borne in the very House where I am writing to you this unworthy note, to which I will say thus… [107]
107
«Дорогой Мистер Ратленд!
К Вам заезжал Роскошный Господин в шикарной пролетке и был Недоволен, что Вы не сидели дома и не Ждали его с утра до вечера. А наверное, еще и ночью. Я ему сказала, что я не Сторож Ратленду, что Вы люди молодые и Вам положено Учиться и Гулять сколько заблагорассудится. Господин сделался еще более Недоволен, оставил свою Роскошную Визитку и велел передать на словах, чтобы Вы шли к нему сразу, как только вернетесь. Так что, как вернетесь, Сразу Идите. Визитка внутри, я в ней ничего не поняла.
С самыми добрыми чувствами,
Ваша квартирная хозяйка Фиона Тидлби
P.S. Должна рассказать Вам, что мой Кромвель учудил! Уселся перед Вашей дверью и не пускал внутрь ни меня, ни Пышного Господина! А ведь это проклятое Животное – сущее исчадие ада. Третьего дня он чуть не покалечил мраморного дога-трехлетку Марджори Клемс-форд. Вы скажете, доги, мол, давно превратились в декоративную породу, а наш стальной боец Кромвель – настоящий хозяин улицы Бомон и прямой потомок любимого кота короля Ричарда Львиное Сердце, родившегося в том самом доме, где я пишу Вам эту Записку, а я Вам на это скажу, что…»
Не будем утомлять читателя продолжением письма, потому что оно не имеет никакого отношения к повествованию. Мистер Ратленд сочувственно кивнул «стальному бойцу», зашедшему проведать его на сон грядущий перед предстоящей ночной прогулкой по улице Бомон, и выдал ему за беспокойство белый шелковый галстук-бабочку (тщательно завязав фрачным узлом, чтобы коту было удобнее играть). Затем квартирант миссис Тидлби принялся с интересом разглядывать визитку таинственного посетителя. На ней значилось только:
All Souls
E. de Cathedrale
«Вот так-так, – уважительно подумал Винсент, переворачивая матовый прямоугольник. – Де Катедраль собственной персоной и его алхимическая визитка. Неужели на обратной стороне не загорится Mene. Tekel. Upharsin [110] или по крайней мере Aleph? [111] Что могло понадобиться ему от скромного еще даже не магистра искусств?» Однако скромному немагистру было велено «идти, как вернется», поэтому, переодевшись и потерев левое запястье, которое с привычной периодичностью немело после удачного выстрела на Трубной площади, Винсент Ратленд отправился во Все Души: Магомет уже сходил к горе, и настала пора вернуть визит.
108
Адепт – человек, далеко продвинувшийся на пути изучения оккультных наук; часто используется для обозначений алхимика. Слово встречается в оккультизме и в форме adeptus и в форме adept.
109
Все Души
Э. де Катедраль
Адепт (англ. и лат.).
110
Полностью: «Mene, Mene, Tekel u-Pharsin», или «Peres» – вариант написания последнего слова, означает: «Подсчитано, взвешено, разделено» – ( арамейск.). Надпись, выведенная горящей рукой на стене во время пира вавилонского царя Валтасара.
111
Алеф – первая буква протоханаанитского алфавита, важнейший символ в герметических науках, нагруженный массой эзотерических коннотаций.
Здесь автор, немного утомленный тем, как повествовательно течет наш рассказ, предлагает читателю для разнообразия представить, что он находится в театре. Сядь в ложу бенуара, читатель, или в партер – ряд четыре, место одиннадцать – и посмотри, как перед тобою разыгрывается следующая сцена:
Сцена:Adeptus v. Magus [112]
E. de Cathedrale отрывает взгляд от записей и видит в дверях высокого молодого человека. Визитер стоит в задумчивой позе: обычно люди не проходят внутрь, потому что не решаются, этот же, кажется, пока просто не уверен, что ему будет интересно. Де Катедраль идет навстречу гостю. С улыбкой:Мистер Ратленд. Мне очень приятно, что вы решили почтить меня визитом. Прошу, располагайтесь. Указывает на кресло у стола.
Vincent Rutland приветственно наклоняет голову.Мэтр де Катедраль, большая честь для меня. Ваш знаменитый трактат – увлекательное чтение. Пропустив адепта вперед, проходит внутрь, но не садится.А Все Души – завораживающее место; жаль лишь, что в них нельзя учиться.
EdC, усмехаясь, опускается в кресло, прищемляет нос пенсне.Мне кажется, такой плотности озабоченных образованием людей, как здесь, в Оксфорде, и не встретишь. Чем же вас заворожили Все Души, мистер Ратленд?
VR подходит к окну, смотрит на обширную лужайку внизу, почти черную в свете звезд. Легко:О, ничем особенным. Не вертикальными солнечными часами Кристофера Рена и не таинственными людьми, нашедшими здесь убежище. Всего лишь своей торжественной архитектурой, смешными готическими дымоходами и, пожалуй, этой лужайкой. Когда тень здания падает на траву, она похожа на очертания крыш другого города, в другой стране. Но это восприятие историка изящных искусств, а вы призвали меня говорить о других искусствах. Отворачивается от окна.
EdC снимает пенсне и откидывается в кресле. Задумчиво:Призвал… Людей вашего типа не зовут, ибо они не приходят, если не имеют желания. Вы, мистер Ратленд, – не самая изученная возвышенность современного культурного ландшафта: на одних картах вы есть, на других нет, и хотя высота ваша как будто известна, известно и то, что она доселе никому не покорялась. Вы историк изящных искусств, выдающийся дирижер (пусть в прошлом, но прошлое охватывает нас, как кожа, навсегда) и лекарь, и… мало ли еще кто? Прикрывает глаза, мягко барабанит пальцами по столу.Значит, вы пришли, потому что заинтересованы. В противном случае, будь я хоть десять раз премьер-министром, мне пришлось бы посылать за вами с конвоем. Вы упомянули таинственных людей, нашедших здесь убежище. Они возбуждают ваш интерес? Я далек от мысли, что вы ищете тихую гавань. Вам интересно, какие корабли бывали в этой гавани до вас?
VR складывает руки на груди и некоторое время молчит, словно осмысляя услышанное. Просто:Вы правы. Хотя мне и не чужда обычная вежливость, особенно в отношении философов вашего калибра. Мне очень интересно, что вы делаете, мсье де Катедраль. Любя учиться, льщу себя надеждой, что
EdCделает округлый жест и смущенно меняет позу, складывая руки на столе. Смотрит на свои бумаги. Моего калибра? Вы наградили меня статусом, совершенно мною не заслуженным. Без особого интонационного перехода: Вы мирный человек? Именно такие опаснее всего. Воинственные люди предсказуемы: и в быту, и на поле битвы они действуют одними методами, не соразмеряя их с пульсом Вселенной. Человек же просвещенный спокоен: настоящая война идет на полях, ведомых лишь способным на кропотливый труд, творящийся в оглушающей тишине времени. Великая работа. Со странной улыбкой: There was always War [113] , мистер Ратленд. Вопрос – чем вооружаться? И вооружаться ли? Не отгородиться ли от мира стеной любимых занятий? Не сбежать ли от войны широкой парадной лестницей, ведущей прямиком на небеса, to take arms against the sea of troubles? [114] Машет рукой. На эти вопросы ответов нет, да и не может быть. Одно точно: вы сейчас находитесь в штабе сопротивления – уж простите мне этот милитаристский лексикон.
VR: Вы говорите о Scala Philosophorum –лестнице алхимиков? Какой интересный разговор, мэтр. Можно вести его двумя путями – путем беспристрастной правды и путем вежливой лжи. Пока не знаю, какой путь был бы вам приятен, а какой полезен… для меня по ряду причин в разговорах такого толка возможен только путь лжи. Но если отрешиться от отвлеченных рассуждений, сознаюсь: война сама находит меня с удручающей периодичностью. Пробыв в Оксфорде около полугода, я вознадеялся, что мы с ней немного побудем вдали друг от друга, пока, скажем, я получу степень. Только ведь человек предполагает, а война располагает. Помолчав:Мсье де Катедраль, вы противитесь войне? Тогда я на вашей стороне и веду сейчас разговор путем правды. Вы ведь уже откуда-то знаете обо мне то, чего никто не знал.
EdC вздыхает. Печально:Роль моя требует не только вдумчивого накопления знаний и опыта, освоения могущественных практик. Зачастую приходится заниматься суетливым аккумулированием информации о людях и вещах, способных послужить делу. В развитии мира, мистер Рэдклиф, есть пугающие тенденции. Мы можем игнорировать их с высоты своей осведомленности, можем не вмешиваться в них, но не учитывать не имеем права. Все равно что, рассчитывая положение планет, не задумываться о гравитации.
VR, вкрадчиво:Мсье де Катедраль, вы последний настоящий философ [115] Европы. И хотя мои мысли о высоком искусстве Великой работы носят характер малопочтительный ввиду – уверен в этом – недостаточной осведомленности, мне казалось, что истинного алхимика не должна интересовать политика, даже столь увлекательная ее часть, как конспирология. Просто потому что эти два занятия требуют вовлечения совершенно разных черт личности. Но примем за данность: вы создали организацию людей, которым небезразличны угрозы, представляемые набирающим силу столетием. Реальные политики разобщены, вы пытаетесь противостоять этому, учитывая тенденции. Давайте противостоять вместе. Постараюсь помочь вам знаниями и умениями. Связей в высоких местах у меня нет.
EdC, с некоторым отвращением:Связи преходящи. Сегодня на высоте сидит одна птица, завтра другая. Главное – ваши умения, таланты. Их достанет с избытком на нескольких людей. Как применить их? Останавливается, как будто это не вполне очевидно. Затем оживляется.Что же до Великой работы, то вы ошибаетесь, маэc… мистер Ратленд. Алхимия в своем апогее – изучение движения сущности от неодушевленной материи к человеческому и божественному. Оно немыслимо в отрыве от следствий. А следствия – повсюду вокруг нас. Прикрывает глаза, более ровно:Но довольно пустых речей. Я заболтался, как старик. Не хотите чаю, кофе или чего-нибудь крепкого?
VR, внимательно выслушав, без перехода:А знаете, ведь китайская алхимия эстафетноучаствовала в зарождении европейской, разве что золото их не интересовало… И благодарю вас за высокую оценку моих талантов и в особенности умений. Таланты выдаются нам природой, не глядя, а умения мы приобретаем сами… Пока даже не знаю, что именно вы имеете в виду. Разве что умение разговаривать с людьми. Без видимой причины вздыхает.Нет, благодарю вас, я ничего не хочу. В такое время суток можно захотеть только яду.
EdC перегибается через стол, с неожиданно живым интересом:Как? Вы знакомы с трудами китайских алхимиков? В какой степени? Мои знания ограничиваются поверхностным прочтением «Баопуцзы» [116] и «Цяньцзинь яофан» [117] . Уверен: во многих аспектах китайская наука превзошла европейскую. Подумав:Боюсь, что утомлю вас своими рассуждениями, дорогой мистер Ратленд. Может быть, расскажете, что интересует лично вас? Вы ведь наверняка хотели бы найти что-то для себя в нашем клубе – так что же?
VR, улыбаясь живости де Катедраля:Мне неплохо знакомы эти труды, приходится ведь даже немного заниматься этой темой здесь, в Линкольне. Я принесу вам один свиток… вернее, его перевод. Китайские даосы и тантрики иногда достигают бессмертия, и это мне глубоко симпатично. Они хорошо лечат. Но в принципе китайская алхимия – в такой же степени дыхательная гимнастика, в какой киноварь и красный лев Великой работы. Помедлив:В вашем клубе меня интересует необходимость принадлежать к нему. Потому что… я многое умею без реторт, сурьмы и серы и хочу использовать эти умения не в одиночку, как прежде. Кладет руку на стол ладонью вниз. Вскоре между его пальцами пробиваются зеленые ростки, тянутся вверх и выпускают листочки. Бестрепетно:Видите. Это мелочи. Но они символичны: это зеленые ветви мира.
EdC широко раскрывает глаза от изумления, но все же на долю секунды позже, чем можно было бы ожидать. Негромко:Mon dieu, но это… весьма необычно, мистер Ратленд. Испытующе смотрит на гостя:Если я не сумею найти вам применения – грош цена мне и моим трудам. Прошу вас… кто-нибудь еще знает о том, что вы можете так?
VR проводит рукой по столу, оставляя его нетронутым. Поколебавшись:Да… знали. Это было очень далеко отсюда, очень… давно отсюда. И уверяю, я не занимаюсь подобными фокусами постоянно – просто надо же было предоставить вам вступительный взнос. Некоторое время они смотрят друг на друга. Затем Ратленд прерывает молчание:Как его звали, мсье де Катедраль?
EdC молчит. Через некоторое время это становится дискомфортным, и кажется даже, что часы тикают как-то неровно. Негромко:Давайте не будем торопить события, мистер Ратленд. Когда-нибудь я смогу точно сказать, понял ли ваш вопрос. А еще когда-нибудь, предполагая, что понял, возможно, сумею ответить.
VR поднимается.Оставим это, мэтр. Я сам все выясню. Улыбается почти радостно.Располагайте мной свободно. Я не стеснен в средствах, умею проходить через закрытые двери и запоминаю тексты любой длины после одного беглого прочтения. Давайте остановим лавину.
EdC также поднимается.Моя уверенность в нашем успехе возросла после этого разговора многократно. Я был счастлив познакомиться с вами, Винсент. Провожает гостя, затем закрывает за ним двери и прислоняется к ним с другой стороны. Его лицо выражает напряженную работу ума. Он садится за стол и быстро пролистывает потрепанный блокнот. Некоторое время смотрит на записи и закрывает книжку.
112
Адепт против мага (англ.).
113
Война была всегда (англ.).
114
«Ополчась на море смут, сразить их противоборством» – цитата из монолога Гамлета «Быть или не быть», перевод М. Л. Лозинского (англ.).
115
Философ – в герметических науках синоним алхимика.
116
«Баопу-цзы» – «Мудрец, объемлющий пустоту», энциклопедический трактат даоса Гэ Хуна, созданный в 317–320 годах.
117
«Бэйцзи цяньцзинь яофан» – «Рецепты ценой в тысячу золотых на случай крайней необходимости», китайский медицинский трактат, отредактированный Сунь Сымо в 652 году. Сунь писал: «Человеческая жизнь важнее всего, ценнее тысячи золотых монет; спасти ее одним предписанием – выказать величайшую добродетель». Название трактата идет от этого высказывания.
19. В лондонском тумане
«Каждый год весной даю себе зарок наблюдать за ростом листьев. Едва деревья даже еще не начинают зеленеть, а только напитываются мыслью о листве, и ветки наливаются розовым, в садах и лесах уже витает дымка будущего цвета. Где-то вычитал, что у китайцев есть для него обозначение, цвет… не помню. Похожим слогом назвала себя последняя императорская династия… нет! В общем, у них есть название для цвета молодой, зародышевой зелени, которую я год за год за годом мечтаю проследить в росте – от изумрудной дымки вокруг розовых ветвей до маленьких острых листков. И никогда не успеваю. Сейчас, зимой, когда еще и думать о весне рано и мечтать следует о том, чтобы дожить до нового года, даю зарок: если Бог даст мне увидеть следующий май, каждое утро буду ходить к деревьям и смотреть на рождающиеся листья. Где бы я ни находился».
То был долгий и откровенный разговор без свидетелей. Конечно, никто не стенографировал его, и в стенах кабинета не было записывающих устройств. Никто не наблюдал за Винсентом Ратлендом из глаз портрета Генриха VI, основателя Всех Душ. Мэтр действительно дожидался в ту ночь гостя и не спал, и Винсенту это понравилось. Похоже, судьба наконец-то свела его с правильным человеком, не сделав их врагами a priori(тут он опять вспомнил убийственных «эзотериков» из Кинты де Регалейра). Великий адепт обладал мягкой и тихой манерой человека, который знает, что делает, и привык к тому, что все осознают: де Катедраль знает, что делает.