Магистр

Одина Анна

Происшествие девятнадцатого века имело под собою серьезное основание: в 1870-х годах в All Souls [100] переехал наименее известный тайный совет Европы – совет Торн. В викторианской Англии состав его выглядел неординарно: не все его члены были британцами, а председательствовал в нем и вовсе француз, носивший странную и… ненастоящую фамилию де Катедраль.

Человек, называвшийся так, был последним настоящим алхимиком Нового Времени. Он основал Совет (вернее, видоизменил более старую организацию, о которой мы еще поговорим) и бессменно возглавлял свое детище. На момент передислокации совета в Оксфорд мэтр де Катедраль выглядел лет на сорок, но истинный свой возраст не афишировал. В сущности, и национальную принадлежность этого странного человека приходилось принимать на веру: его английский был столь же безупречен, сколь французский и разговорная латынь, одевался он с изысканным консерватизмом и, подобно всем островитянам, вежливо уходил от попыток перевести разговор в плоскости, с которых хоть отдаленно виднелись берега его inner sancta [101] .

Де Катедраль был не из тех печальных искателей скрытых истин, что в этих поисках с радостным удивлением открывают себя, следуя юнгианскому принципу индивидуации. Он был алхимиком традиционным, построил своими руками не один атанор [102] и прекрасно знал, что научный метод познания, по распространенному заблуждению переломивший алхимии хребет, на самом деле объединился с нею в сакральный и нерушимый союз. Знал он и о других вещах, и это знание не давало ему покоя. Поэтому он создал совет Торн, снабдил его минимально необходимой таинственной атрибутикой и пригласил к сотрудничеству людей, которые могли помочь искать ответы.

100

Все души (англ.).

101

Внутренних святилищ (лат.).

102

Атанор – алхимическая печь.

Помимо самого мэтра в совет входило много замечательных персонажей. Вернее, они втекали и вытекали прочь, как бывает со многими предприятиями, в которых идее по-настоящему предан лишь один человек. Де Катедраль лишь терпеливо копил выводы, делал пометки на полях странных книг, считывал с астролябии положения звезд (хотя знал о несовершенстве этого инструмента) и наблюдал в телескоп сумрак мира.

Нашей истории, имевшей место в 1905–1906 годах по Рождеству Христову, предшествовал следующий эпистолярный обмен. В 1869 году де Катедраль написал письмо ректору колледжа Всех Душ и по совместительству вице-канцлеру Оксфорда Фрэнсису Лейтону:

My dear Leighton:

I trust you are keeping well and your office is flourishing. Since our last hasty exchange I have uncovered much that I considered altogether lost. Hence I must confess (with some alarm but not entirely without pleasant agitation) that my pursuit of Knowledge can no longer be contained in Paris. Some of the sources vital for my research must be– as I have now ascertained beyond doubt– located across la Manche.

I will therefore need to intrude upon your hospitality as previously discussed, and for an indefinite term, unless, of course, you are fettered by Commitments that must needs force you to disavow our prior Arrangement. In hopes that this is not so I remain, my dear fellow,

Your servant

E. de Cath'edrale

P.S. Please see to it that the Sun Clock is removed. – E. dC [103]

103

Дорогой Лейтон, надеюсь, что нахожу Вас в добром здравии, и дела Ваши процветают. После нашего разговора я обнаружил многое, дотоле считавшееся утерянным. Поэтому должен признаться (обеспокоенно, но не без радости), что мой поиск Знания более не привязан к Парижу. Некоторые источники, необходимые для моих исследований, находятся на Островах.

На неопределенный срок мне придется воспользоваться Вашим гостеприимством, если Вы не связаны Обязательствами, способными принудить Вас разорвать наш первоначальный Договор.

Остаюсь Вашим слугой, Эспри де Катедраль

P.S. Пожалуйста, проследите, чтобы солнечные часы убрали с нынешнего места. – Э. дК. (англ.)

Из повелительного постскриптума видно: де Катедраль не сомневался, что ректор пойдет ему навстречу. Ответ был таков:

My dear Friend,

That I should forsake our Agreement is, indeed, quite unthinkable. I would invite you to come at once, but before you do so, restoration works must be completed. Please be assured that thereafter you will have the Chamber of Thorn entirely to you. Your lodgings will be as agreed before, I will also endeavour to have Sir Wren’s clock removed from its current position.

Your faithful ally

F. Knyvett Leighton

Warden, All Souls [104]

104

Дорогой Друг, позабыть о нашем Соглашении совершенно невозможно. Я бы пригласил Вас прибыть незамедлительно, но нам следует завершить реставрационные работы. Примите уверения, что сразу вслед за этим Палата Торн поступит в Ваше полное распоряжение, вместе с Вашими апартаментами; я отдам распоряжение вернуть часы сэра Рена на прежнее место.

Ваш верный союзник,

Ф. Найветт Лейтон, хранитель Всех Душ (англ.).

Отступление о колледже Всех Душ, палате Торн и ее руководителе, а потом и о часах было сделано здесь неспроста. Когда Винсент Ратленд приступил к выполнению программы магистратуры, так и продолжая вести две темы – искусство ренессансной Венеции (точнее, его прерывистую связь с Римом и Флоренцией) и изобразительную традицию китайской тантры, в Оксфорде по-прежнему обретались совет Торн и его глава мэтр де Катедраль, переселившийся туда после 1870 года.

Мэтру уже давно было не сорок лет, но ни один человек в здравом уме не дал бы ему, скажем… семидесяти пяти. Когда ректор Линкольна Уильям Уолтер Мэрри, изучавший смутное прошлое маэстро Ратленда, подумал о том, что неподалеку находятся люди, «причастные тайн», он имел в виду де Катедраля и его Совет. Поэтому в 1906 году, когда Винсент Ратленд успешно перешел на второй год магистратуры и его ожидало увлекательное английское лето, на свет появилось следующее письмо в этой истории. Приведем его здесь.

Dearest ma^itre:

A lot of time has gone by since we spoke in the theatre and you lamented the lack of fresh blood in your Council, and here, lo, Providence brings a man to me who can clearly be of interest to you. The aspirant is very capable and has left behind a successful career in music. In addition to a number of European languages he is also fluent in Chinese. During the semester he performed brilliantly, and I do not doubt that his abilities will inevitably be manifested in some very active pursuits. It is to channel that manifestation that, for the Council of which you are a head, I recommend Rutland– as a pupil and as a weapon.

Yours sincerely,

W. W. Merry

Rector, Lincoln College

Oxford University [105]

105

Дражайший мэтр:

Прошло много времени с нашего разговора в театре, когда Вы сетовали, что совету не хватает свежей крови, и вот провидение привело ко мне человека, явно способного Вас заинтересовать. Соискатель обладает весьма высокими способностями и оставил позади успешную карьеру в музыке. Помимо ряда европейских, владеет китайским языком. За семестр показал себя превосходно, его способности неизбежно найдут выход в активной деятельности. Подсказать этот выход лучше всего может возглавляемый Вами совет. Вручаю Вам Ратленда – как ученика и как оружие.

Искренне Ваш,

У. У. Мэрри. – ( англ.).

Ответ последовал быстро:

Dear William,

Thank you for your kind letter. I have made some inquiries and judged that your recommendation is of the highest value. I can most certainly make use of your young man. I will find him myself.

Your friend always,

E. dC. [106]

18. Ратленд и Все Души

106

Дорогой Уильям,

благодарю за Ваше любезное письмо. Я навел некоторые справки и рассудил, что Ваша рекомендация крайне ценна. Нет никакого сомнения в том, что я найду применение Вашему молодому человеку. Я сам его разыщу.

Всегда Ваш друг,

Э. дК. – ( англ.).

Люди связаны с людьми. Даже нынешние, не сбивающиеся в стаи и племена среди лесов и саванн. Люди цепляются к людям, сначала невидимыми узами родства, крови и крова, а позже – порой более прочными, хотя столь же невидимыми узами любви, дружбы и такой странной вещи, как привязанность. Люди привыкают к людям, как привыкают к домам, улицам, стенам и городам, к своей речи. Другие делаются их частью, им необходимо их слышать, видеть, осязать, знать, что они рядом. В этом человеческое. Человеку чего-то не хватает между землей, на которую он опирается ногами, и небом, в которое упирается его голова, если рядом нет другого человека. Того, кого он любит. Кто его интересует. Кого интересует он.

Оглядываясь на два десятка лет жизни Винсента Ратленда, автор вынужден признать, что банальное общее место, изложенное в предыдущем абзаце, не имело никакого отношения к нашему герою. Может быть, все было бы иначе, родись он в нормальной семье и располагай родителями, хотя бы матерью, чтобы вместе с материнским молоком в него вошла любовь – умение любви – и к матери, и к другим близким людям. Может быть, он полюбил бы бабушку, как Лермонтов, или няню, как Пушкин, брата, как Черепанов (любой), или сестру, как какая-нибудь из Бронте.

История не знает условного наклонения, и мы можем дедуцировать из монастырского прошлого Ратленда, что никаких привязанностей среди детей и взрослых у него не возникло – у него единственного из воспитанников Святого Валента, по долгу приютского детства привязывавшихся к монахиням, к воспитателям и друг к другу. Читатель, наверное, давно уже нетерпеливо треплет эту страницу, задавая вопрос: «А как же Агнес?» Вот вам и няня, и материнская фигура, и сестринская. Он защищал ее, рискуя жизнью, устроил ее судьбу и так страшно мстил за нее, в столь юном возрасте взяв на душу грех насилия и убийства. Не за себя же мстил – за Агнес.