Магистр
Шрифт:
Агнес принялась смеяться. Винсент внимательно смотрел на нее, но смеялась она искренне, и дыхание ее было ровным.
– Ты с первого вздоха был и останешься навсегда высокомерным поганцем, который даже не запоминает, что он делает – добро или зло.
Ратленд нахмурился:
– Подобные высказывания я готов терпеть только потому, что ты какую-нибудь пару раз спасла мне жизнь.
– Кстати, твой стилет с тобой? Как обычно? – спросила Агнес невинно, а ягненок на пяльцах под ее иглой тем временем приобретал особое изящество.
– Мгм, – отделался Винсент неопределенным междометием, изучая и ягненка, и вышивавшую его руку.
– А ты знаешь, откуда у тебя этот клинок? – продолжила бывшая монахиня, меняя иглу и со всей ответственностью приступая к зеленой травке.
Винсент помолчал, пытаясь понять, почему до сих пор не задавался вопросом о том, как стилет, который, как он выяснил в России, принадлежал его отцу, оказался в числе его личных вещей. У ребенка, найденного на паперти, личных вещей быть не могло.
– Нет, Агнес, не знаю. И не представляю, откуда он мог взяться. Мне казалось, он был у меня всегда. А что знаешь ты?
– В свертке, что я нашла перед церковью, был не только младенец нескольких часов от роду, но и клинок: одной рукой младенец вцепился в шерсть Лао Е, а другой держался за стилет. До сих пор не могу понять, кто додумался завернуть новорожденного ребенка в одну пелену с холодным оружием. Клинок был в крови – не удивлюсь, если им-то и перерезали пуповину… но ты ухватился за стилет так, как будто родился вместе с ним, и ты им не поранился. Поэтому я сохранила его и потом вернула к тебе в комнату, когда… когда ты отделился от других мальчиков.
Винсент представил эту картину и развеселился. Похоже, родители действительно верили в странные способности ребенка. А может, считали стилет и ребенка одинаково ценными, не имеющими смысла друг без друга.
– Спасибо, Агнес. Ты правильно сделала: стилет – вещь в хозяйстве очень полезная.
– Когда я поняла, распеленав тебя, что ты держишься за него и не ранишь себя, – продолжила Агнес, не обращая внимания на иронический тон своего бывшего подопечного, – я и назвала тебя Винсентом. Что значит, как известно, «Побеждающий».
– Спасибо, Агнес, – счел необходимым еще раз поблагодарить «побеждающий», подумав при этом, что слово «неуязвимый» в латыни имеет тот же самый корень, но неуязвимого из него не вышло. – Ты все очень хорошо сделала. И со стилетом, и с именем. Я не чувствую его чужим, и оно обязывает. Это отлично. Только зачем же ты отняла у меня клинок в младенчестве? Раз уж я им не поранился в первый день своей жизни?
Агнес помолчала.
– Наверное, я боялась, что ты останешься в комнате один задолго до того, как тебе исполнится пять лет. Я же еще не знала, что ты… не опасен для других детей. Кроме своей музыки, конечно.
Винсент подумал о степени своей опасности для других детей, пожал плечами и немного покачался в кресле туда-сюда. Конечно, он ни для кого не опасен.
– Я безопасен даже для взрослых, Агнес. Оставим это. Скажи все-таки, чем ты зарабатываешь на жизнь?
Тут из дома появилась милая старушка – видимо, та самая Пруденс, – успокаивающе переглянулась с хозяйкой, и стало ясно, что мальчика по имени Питер покормили и усадили заниматься. Получив дальнейшие указания, Пруденс ушла в дом и вернулась с кофейником, молоком и печеньем. Винсент поймал себя на мысли, что все это слишком хорошо. Он искал Агнес, объезжая город за городом, наводя справки, прибегая к почти разведывательной деятельности в мэриях и церковных приходах, готовый уже найти где-нибудь скромный крест над скромной могилой. И вот она, агнец Агнес, – сидит в тенистом саду возле милого домика, у нее чудесный сын и заботливая экономка, серебряный кофейник и свежее молоко и… что-то с левой рукой.
Агнес вздохнула.
– Ты помнишь, сколько денег дал мне перед отплытием?
– Сколько-то серебряных лянов и что-то около сотни фунтов, точно не помню. Я надеялся, что этого хватит, чтобы безопасно добраться до дому. Давать тебе ляны было не самой лучшей идеей, но добыть в Китае в условиях нашего бегства одни только фунты было довольно слож…
– Уже только это – очень много. И я предпочитаю не думать о том, как ты заработал эти деньги. Надеюсь, ты их не украл?
– Агнес, я же правоверный католик. Я соблюдаю заповеди.
Агнес вздохнула и отпила молока, в которое добавила немного кофе.
– Не смешно. Но прежде чем мы перейдем к разговору о том, что совсемне смешно, скажи, где ты взял ту золотую пайцзу, которую бросил мне в карман перед самым отплытием. Этот дом, этот сад и этот серебряный кофейник – все это было в ней.
Винсент по инерции полез в карман за сигаретами и остановился. Бог знает что подумает о нем Агнес, если он станет при ней курить. Решит, что он совсем сбился с пути. С какого пути?
– Золотая пайцза Хубилая? [123] Это подарок, Агнес. Ли Хунчжан подарил мне свой нефритовый перстень, а императрица Цы Си пайцзу Хубилая. Я и не думал, что здесь ее оценят так высоко.
– Цы Си? – наконец-то Агнес потеряла свое знаменитое спокойствие. Винсент быстро посчитал, и вышло, что всего лишь в четвертый раз на его памяти – считая происшествие с «Итальянцем», нападение боксеров и всю историю с витексом, – потеряла спокойствие Агнес Корнуолл. – Вдовствующая императрица Цы Си?! Куда ты еще добрался, Винсент Ратленд, пока числился в монастыре? До далай-ламы?
123
Пайцза – в Pax Mongolica – небольшая табличка из металла (часто драгоценного) с выгравированным текстом, выдававшаяся сановникам и послам. Пайцза была не только универсальным «проездным документом» по всей империи, но и позволяла ее обладателю требовать содержания и выполнения приказаний у представителей населения и местных чиновников. Типичная надпись на пайцзе гласила: «Властью бесконечного Неба, это приказ Императора. Любой, кто не выкажет уважения [подателю сего], виновен в преступлении». Не правда ли, это напоминает знаменитую бумагу кардинала Ришелье: «То, что сделал предъявитель сего, сделано по моему приказанию и для блага государства»?
Винсент немного нахмурился:
– Ну и ничего особенного. Мы же выступали там, помнишь? Я познакомился с Ли Хунчжаном, вернее, он со мной познакомился и решил, что я способный не только к музыке, потом он решил, что из-за того что у меня черные волосы, я похож на китайца… я, впрочем, был недостаточно желт, хотя в монастыре можно было и позеленеть… потом попросил меня выполнить одну деликатную миссию в русском представительстве, и я выполнил. Потом он представил меня императрице Цы Си, и она тоже поручила мне деликатную миссию… в английской миссии. Я выполнил. Так это они подарили тебе дом и сад? Значит, все было не просто интересно, но и не зря.