Магия и тайна Тибета
Шрифт:
Начав уже огибать скалу и спускаться вниз, я остановилась, услышав неожиданные восклицания налджорпы:
«Я плачу по счетам! Я питался тобой – съешь меня!
Эй, голодные, приходите и вы, терзаемые неудовлетворенными желаниями!
На этом пире, который дает моя страсть, моя плоть перейдет во все, что пожелаете.
Здесь я даю вам плодородные поля, зеленые леса, цветущие сады, белую и красную пищу, одежду и целебные снадобья!.. Ешьте! Ешьте!..»
Возбужденный аскет исступленно дунул в канглинг, издал ужасный крик и так стремительно вскочил на ноги, что ударился головой в низкий потолок палатки, и она упала на него. Некоторое время он выбирался из-под нее, потом появился с кривой усмешкой на перекошенном лице сумасшедшего,
Теперь я поняла, что чод значит для тех, кто доводит себя упражнениями до такой степени, что впадает в гипнотическую зависимость от ритуала. Нет никаких сомнений – этот человек чувствует на себе укусы невидимых вампиров. Он озирался и обращался к невидимым зрителям, словно его окружала толпа потусторонних существ. Вполне вероятно, видит какое-то страшное видение.
Зрелище очень любопытное, но невозможно смотреть на это равнодушно – бедняга, пожалуй, убьет себя ужасным ритуалом. Так вот секрет его болезненной наружности, – я поняла, почему он считал, что мои лекарства не помогут ему. Мне не терпелось разбудить его, вырвать из лап ночного кошмара, но я все медлила: мое вмешательство против установленных правил. Кто начинает заниматься такой подготовкой, должен пройти ее без посторонней помощи.
Пока я раздумывала, снова послышался вой волка – он остановился на вершине холма. Оттуда, замерев от страха, животное, не отрывая глаз, следило за упавшей палаткой внизу, будто тоже видело ужасное видение. Налджорпа продолжал стонать в агонии. Нет, не могу больше этого выносить! И я поспешила к бедному сумасшедшему парню. Но, заметив это, он стал безумными жестами звать меня и кричать:
– Придите, голодные, ешьте мою плоть! Пейте мою кровь!
Это уж слишком – он принял меня за призрак! Несмотря на жалость, я чуть не рассмеялась.
– Успокойтесь! – обратилась я к нему. – Здесь нет никаких демонов! Я та почтенная женщина-лама, которую вы знаете!
Но он даже не слышал моего голоса и беспрерывно обращался ко мне словами ритуала.
Подумав, что тога, которая на мне, придает мне, вероятно, сходство с привидением, я сбросила ее на землю и заговорила снова:
– Ну же, посмотрите на меня! Узнаете?
Все бесполезно – несчастный послушник совсем сошел с ума: простирает руки к моей ни в чем не повинной зен и обращается к ней как к вновь прибывшему фантому. Почему я не оставила его одного и не ушла, не вмешиваясь в этот спектакль?! Только еще больше его запутала. Пока я раздумывала, что делать дальше, молодой человек, бродивший вокруг палатки, споткнулся о колышек и упал на землю: лежит и не двигается, будто потерял сознание, а я наблюдаю и жду, сможет ли встать, но не смею подойти ближе – боюсь напугать его еще сильнее. Спустя некоторое время он пошевелился, и я решила, что мне лучше уйти, пока он не заметил меня снова.
Надо сообщить ламе, что случилось с его учеником. Видно, он часто впадает в подобное состояние во время чода; быть может, учитель обратит на это внимание, тем более что сегодня ночью парень был совершенно не в себе. Рабджомс послал бы других трапа – принести его оттуда и избавить тем самым бедного послушника от нескольких часов страданий. Другого способа помочь ему я просто не представляла.
Я спустилась к тангу; по дороге время от времени до меня доносились звуки канглинга, иногда им отвечало завывание волка. Затем шум постепенно стих, и вскоре ничего не стало слышно совсем; с радостью погрузилась я в величественное, мирное молчание этих пустынных мест.
Слабый свет небольшой алтарной лампы крошечной звездочкой светил на горном склоне, указывая на жилище отшельника. Обойдя палатку его помощников – спят уже, наверное, – я быстро поднялась к пещере. Рабджомс Гьяцо сидел скрестив ноги и медитировал. Не двигаясь он только поднял глаза, когда я открыла занавеску и обратилась к нему: в нескольких словах рассказала о состоянии, в котором оставила его ученика. Он слабо улыбнулся:
–
– Да, я тоже практиковала его.
Он не отвечал. Через некоторое время, так как лама ничего не говорил и, казалось, забыл о моем присутствии, я снова попыталась воззвать к его состраданию:
– Римпош [75], серьезно предупреждаю вас – я немного разбираюсь в медицине, – ваш ученик может сильно подорвать здоровье и сойти с ума от испытанного ужаса. Ему показалось, что его на самом деле едят заживо.
– Так и должно быть, – откликнулся лама с тем же спокойствием, – но он не понимает, что сам пожирает себя. Возможно, поймет позднее…
Чуть не сказала ему, что парень прежде даст возможность другим кандидатам на изучение тайных знаний справить чод над собственным трупом. Вероятно, лама догадался, что я собираюсь сказать, – не давая мне произнести ни слова, добавил, слегка повысив голос:
– Кажется, вы говорили, что имели некую подготовку в «Кратком Пути». Разве ваш духовный учитель не говорил вам о риске и разве вы не согласились рисковать, имея в виду три опасности: болезнь, безумие и смерть?..
Нелегко освободиться от заблуждений, – продолжал он, – чтобы стереть мираж воображаемого мира и очистить мозг от фантастических реалий. Просветление – это драгоценный камень, и покупают его по высокой цене. Есть много способов достигнуть тарпа [76]. Вы можете следовать другому способу, менее грубому, чем тот, что избрал человек, которого вы так жалеете, но, уверен, будете так же упорны, как мой ученик. Легкий путь не доведет до цели. А теперь, умоляю, возвращайтесь в свой лагерь. Приходите ко мне завтра днем, если хотите.
Бесполезно что-либо добавлять: идеи, высказанные ламой, широко распространены среди тибетских мистиков. Поклонившись и пожелав спокойной ночи, я вернулась в свою палатку. На следующий день воспользовалась разрешением Рабджомса Гьяцо и в последующие несколько дней, которые провела в той местности, заходила к нему несколько раз. Не будучи великим ученым, он обладал довольно глубокими познаниями по многим предметам, и я радовалась знакомству с ним.
Врожденная склонность во всем сомневаться и не брать ничего на веру не позволила мне воспринимать как истину многие ужасные истории о практике чода, рассказываемые в Тибете. Оставаясь при мнении, что драматические события, свидетельницей которых я стала, – исключения, я все же чувствовала: ощущение, что тебя пожирают во время этого ритуала, и истощение послушников не редкие случаи. Кроме уже рассказанного, я лично знала о двух-трех случаях такого рода; учителя этих несчастных кандидатов в налджорпы, как и Рабджомс Гьяцо, отказывались вселить в своих учеников мужество, раскрыв перед ними субъективную природу подобных ощущений. Более того, как я уже упоминала, большинство учителей-мистиков придерживаются той точки зрения, что эти ощущения не всегда субъективны.
Канонический текст чода и его сценическая часть, как говорят, работа некого ламы, Падмы Ригдзина, главы секты Дзогчен[77], жил он примерно двести лет назад.
В 1922 году я посетила его преемника или, скорее (в соответствии с тибетскими верованиями), его самого: после нескольких смертей и новых рождений он все еще занимает место настоятеля гомпа Дзогчен. Дикий вид места, где расположен монастырь (на берегу обширных северных степей, поросших ковылем), так подходит, чтобы настроить сознание на фантастические, мрачные размышления, хотя Падма Ригдзин, принимавший меня, ничуть не казался погруженным в меланхолические раздумья. Коммерческие планы совместно с детскими капризами – вот что занимало его: он подробно расспросил меня о Французском Индокитае и Бирме, интересуясь их импортом и экспортом; особенно желал знать, можно ли выписать оттуда павлинов, так как страстно желал включить этих птиц в свою зоологическую коллекцию живых животных.