Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб
Шрифт:
– Я вам вот что скажу, дорогая. Есть такая наука математика. Если есть равенство, то изменить его можно, либо прибавив с одной стороны – что предлагаете вы. Либо убавив с другой – что предлагаю я.
– То есть? – начала понимать я. – Убавить у Туманского?..
– Именно так, – с торжеством полководца-стратега откинулась на спинку стула Тамара Генриховна.
Теперь она уже не казалась мне такой трепетной. Может, легче было нанять киллера? Меньше хлопот.
– Как вы себе это представляете, Тамара Генриховна? – с достоинством спросила я. – Порчу навести? Сгноить соперника?
– Девочка моя, пойми! Дорогая ты моя!
– вдруг в эмоциональном порыве обратилась ко мне Тамара. – Я ж в него всю душу вложила. Всю молодость свою растратила. Я верила, что из него получится великий музыкант. И получился ведь! А сколько денег вложил в него отец! Одна виолончель стоила столько, сколько… Да мне вам даже не сказать! И что он мне теперь говорит?! Уйду, говорит. Надоело! Не могу на сцену выходить. А бояться он стал, как только Туманский появился. Еще два года назад его здесь не было! Никто о нем не слышал. Он же из Сибири. А может, это он моему Эдьке завидует? Может, от него порча? Как же это я сразу не подумала Ну да, конечно!
– Да подождите, подождите, Тамара Генриховна, – замотала я головой, пытаясь остановить весь этот поток кликушества. – Зачем же сразу так!
– Ему отец такой редчайший инструмент купил. Да. Все завидовали. Все… И мне, конечно, все завидуют. Как же это я сразу…
Она вскочила и куда-то упорхнула. Свечи дернулись, как от пощечины. Я стала собирать карты со стола. Тамара Генриховна неприятно поразила меня своей готовностью хвататься за оружие.
– Геллочка! – Она неожиданно появилась в комнате. – Давайте начистоту. Уберите Туманского с дороги, и я вам очень хорошо заплачу. Только это должно остаться между нами.
– Мне надо подумать, – сдержанно ответила я ей. – Это совершенно меняет специфику моей работы.
– Да, да, – жарко зашептала она. – Я заплачу вам много. Очень много.
– Не думаю, что за все можно заплатить деньгами, – задумчиво сказала я.
Антон позвонил в мою дверь и в обнимку с громадным монитором ввалился внутрь квартиры. Сердито сказал:
– Лифт не работает. Пер эту хренотень на шестой этаж. Что ты торчишь в дверях? Дай пройти!
– Иди, иди. Только этаж-то пятый, – посторонилась я.
– Куда? – рявкнул он. Впервые он прорвался дальше моего подъезда.
– Вон туда! – указала я ему на дверь в коридоре.
Кроме Лилиной комнаты и моей в конце коридора имелась еще одна, опечатанная с тех пор, как я сюда переехала. Там когда-то повесился сосед. А теперь она считалась фондом, не пригодным для жилья. Дальняя стена в ней всегда была мокрой. Иногда мне казалось, что в комнате кто-то ходит. Или это капали на пол неторопливые струйки протечки.
Антон стоял посреди моей комнаты в распахнутой кожаной куртке и тяжело дышал.
В интерьере моей комнатки и он, и компьютер казались ненормально
– Надеюсь, в игры играть не будешь, – сказал Антон ворчливо. – Хотя что тебе – времени у тебя теперь вагон.
– Да, кстати. Об оплате труда, – вспомнила я то, что хотела у него выяснить. – «Все расчеты Антон Альбертыч просил осуществлять через него», – сказала я с интонацией Тамары Генриховны. – Тебе это о чем-то говорит? И как это понимать?
– Очень просто, – он самодовольно усмехнулся. – Я твоим шефом был, я им и останусь. Отныне и вовеки веков, аминь. Может, мне нравится, что деньги ты получаешь только из моих рук.
– Завтра же найду себе тихую работу под началом тетеньки в очках.
– Я те найду… – беззлобно проворчал он, с интересом разглядывая два круга с хордами и точками на моем столе. – Ну что там у них?
– Не знаю я, что сказать про твою семейку Шелест. Ничего хорошего. Эдик в конце концов проиграет. Не завтра, так послезавтра, -уставшим голосом сказала я.
– Ответ неверный, – безапелляционно сказал Антон. – Там, знаешь ли, Лина, тотализатор. На Эдика Шелеста такие бабки ставят, тебе и не снилось. Мне надо, чтобы он получил первую премию. Сделай для этого все, что возможно.
– Что я, по-твоему, могу сделать? – пожала я плечами.
– Боже мой, Лина, ты честная, как пионерка тридцатых годов! – сказал он с иронией и присел на мой стол. – Я Тамаре сказал, что ты можешь все. И она должна быть уверена, что это так и есть.
– Она уверена. Но ты-то сам мне говорил, что не веришь во всю эту чепуху! – возмутилась я, подошла и спихнула его со стола.
– Делай свое дело, – сказал он с нажимом, послушно вставая на ноги. – Подыграй. Тыкни там иголочкой в какую-нибудь куклу. В полночь. Ты что, кино не смотришь? Запудри ей мозги! – и добавил чуть мягче, глядя мне прямо в глаза своими аквариумами: – Ты умеешь. Уж кто-кто, а я-то знаю, как здорово ты умеешь это делать. А я займусь своими делами. В конце концов, ребята мои съездят по адресу и набьют этому музыкантишке морду, чтоб не высовывался со своим искусством.
– Ты что, с ума сошел? – я даже опешила от такого поворота. – Ты же не бандит!
– Да не бандит, не бандит… – отмахнулся он. – Не волнуйся. Обойдемся без рукоприкладства. Но у меня свой бизнес! И я должен крутиться, как уж на сковородке. Мне нужно выйти на другой уровень. Мне нужно финансирование. И я сделаю все, чего бы мне это ни стоило. Папаша Шелест ставит на сына деньги. И мне нужно, чтобы он выиграл! Сергей Шелест нужен мне богатым, счастливым и довольным. Мною довольным. Задача ясна? Действуй.
– Ты что, хочешь все свалить на меня? – спросила я неуверенно, сама удивляясь своей догадке. – Так, что ли? Антон!
– На тебя ничего невозможно свалить… – усмехнулся он. – Времена инквизиции давно прошли.
Вечером, когда Лили не было дома, я позвонила Райке. Телефон у нас висел в коридоре, и подслушивать меня соседка могла бы в свое удовольствие. А давать ей такую перченую пищу для размышления мне совсем не хотелось.
Но, кроме Райки, обратиться мне было не к кому. Осуждать меня Рая не стала бы. Сама иногда гадала знакомым своих знакомых за деньги.