Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб
Шрифт:
– Может, я действительно честная, как пионерка тридцатых годов, но все-таки хотелось бы знать, что в таких ситуациях делать, – тихонько сказала я в трубку. – Ты же сама знаешь, бабка таким не занималась. Никогда не вредила. И денег за помощь не брала.
– Ну, время сейчас другое, – успокоила меня Райка. – Если денег не брать, то вообще прожить невозможно. Тем более ты не замужем. Можешь не заморачиваться. А человека убрать… Ты, Гелка, так шибко не переживай. Ты все равно этого сделать не сможешь. Надо злющей быть. Порчу наслать, только как это делается я
– Так что же тогда мне делать? – спросила я безнадежно.
– Ну есть один цыганский способ… Но лично я никогда не пробовала. Можешь записать. Только не перестарайся, – нехотя призналась Рая.
Спектакль, который я разыграла перед фанатичным лицом Тамары Генриховны, нельзя было назвать гениальным. Слова пьесы по ходу дела я перепутала. Заменила похожими собственного сочинения. Требующийся инвентарь был не весь. Иглы цыганские были заменены на обычные, штопальные. Камни морские – на обломки гранита с соседней стройки. Перец и соль настоящие. Взрыв получился весьма эффектным. Тамара Генриховна жутко испугалась, в панике обернулась на дверь и сдавленным шепотом просипела, немало меня удивив:
– Так его! Так, собаку! Чтобы исчез он, откуда взялся. Насобачился смычком пиликать. – Потом громко чихнула от перечных паров и быстро скомандовала: – Туши! Сережа еще учует! Будет нам с тобой на орехи!
Надо сказать, что ни на орехи, ни на карманные расходы я пока не получала. Напомнить об этом казалось мне неприличным. И потом, ведь пользы от всех моих действий было как с козла молока. За гадание, правда, могла бы и заплатить. Но расчеты должны были происходить через Антона.
Несколько дней после этого я спокойненько просидела перед компьютером, изучая возможности Туманского. Личность его не давала мне покоя. Потенциальных возможностей у него было не меньше, чем у Александра Македонского. Конечно, я знала, что даже с таким гороскопом можно всю жизнь просидеть перед телевизором и пить пиво. Под лежачий камень вода не течет. Но Туманский ведь не лежал. Иначе он никому бы не стал мешать.
В конце недели я поняла, что обо мне забыли. Пока что Тамара Генриховна в моих услугах больше не нуждалась.
Антон не звонил и не появлялся. Видимо, как всегда ушел в работу.
Философские размышления о судьбах и звездах вскоре закончились, потому что я поняла, что пора зарабатывать на жизнь каким-нибудь более тривиальным и надежным способом – устроиться в библиотеку, набрать учеников на частные уроки, а потом уже найти что-нибудь поприличнее. Потом, когда точно будешь знать, что зарплата у тебя пятого и двадцатого, тогда и пофилософствуешь, сказала я себе.
Я уже успела сходить в две ближайшие библиотеки на собеседование. И теперь с тоской выбирала между двумя не ахти какими приятными заведующими. И тут позвонил Антон.
– Лина, я через полчаса заеду к тебе за компьютером. Так что ты там давай заканчивай на нем все свои делишки. И чаю мне вскипяти. Замерз ужасно.
– У меня чайника, как ты знаешь, нет! – мстительно предупредила я трубку. – И к чаю желательно что-нибудь купить.
– В аптеке? – изящно пошутил он.
– В булочной, Антоша! В булочной! Я, между прочим, человек безработный. Мне каждая копеечка дорога!
Он повесил трубку. Прощаться – какая фигня! Все это предрассудки.
Я почему-то ужасно рассердилась. Или разнервничалась, не знаю. Не было о нем слышно столько времени – и прекрасно. Я начала понемногу привыкать к своей скромной свободе. И пусть мне самой иногда она начинала казаться какой-то старушечьей… Но ведь это не навсегда! Просто мне надо отдохнуть, успокоить нервы. Забыть про Антона Дисса и про все, что с ним было связано.
И только я опять захотела о нем забыть, как раздался звонок в дверь.
– Уйди с прохода, Лина! Что за дурацкая привычка! – с порога начал он. Я посторонилась, подняв глаза к небу. – Ну что ты опять такая злобная? Сердце родное! Ау!
– Да не злобная я никакая… Возьми свой компьютер и давай… Катись, короче. Я спать хочу.
– Катись… Короче… – беззлобно повторил он. – Деградируешь по-черному. А чай?
– Обойдешься. Сам-то что-нибудь принес? – я не могла скрыть своего живого интереса к этому вопросу.
– Спрашиваешь! – самодовольно ответил он и уверенно прошел в мою комнату. – Ну что, безработная. Пляши!
– С чего это, Антоха?
– Вот твои первые честно заработанные на ниве шарлатанства денежки. – Глаза-«Ессен-туки» торжественно блеснули. И он вынул из внутреннего кармана большой конверт. – Это тебе. А это мне за предоставление услуг посредника. – И он вынул из конверта несколько купюр. – Тамара Генриховна просили передать, что весьма довольны.
– А чем она, извините, довольна, можно полюбопытствовать? – спросила я, чувствуя приятную тяжесть конверта. Я не удержалась и заглянула. Потом с недоверием посмотрела на Антона. – Ты что, рехнулся? Это ж такие деньги?! Я никого не убивала!
– Тебе много? Поделись с другом, – и он хищно запустил лапу в конверт по-новой. – Ты тут, знаешь ли, сердце родное, особо деньгами не швыряйся. Когда следующие будут и будут ли вообще, никому неизвестно. Помощь твоя им в ближайшее время не потребуется.
– А что произошло? – упавшим голосом спросила я. – Объясни ты, наконец!
– Конкурент в ближайшем конкурсе имени Чайковского участия не принимает. Серьезная травма руки. Сейчас идут отборочные прослушивания, и он пролетает, как фанера над Парижем. Эдик остается один и весь в белом.
– А деньги-то за что? – с неприятным холодком в животе спросила я. – Уж моей-то заслуги в этом нет!
– А вот Тамара Генриховна считает, что как раз есть. И прямая! – Антон задержал на мне свои истинно арийские глаза. – И хорошо, что она так думает, Лина! Значит, задачу свою мы выполнили.
– Это ты подстроил? – голосом следователя, выводящего убийцу на чистую воду, сказала я.
– Я думал, это ты… – не моргнув глазом, ответил Антон.
Поздно вечером я в конце концов дозвонилась до своего старого приятеля Виталика Саца из пресс-центра.