Маковый венец
Шрифт:
Ей чудился аромат роз из зимнего сада принцессы и нагретой солнцем пыли, свежих булочек со сливовым джемом, запах мастики для паркета.
Преодолев наполовину отстроенный Золотой Квартал и оказавшись у массивных ворот из черного металла с золочеными пиками по верху, она оторопела. Луиза глядела на часовых в форме с галунами и не могла заставить себя шагнуть ближе.
Из оцепенения ее вывел толчок в спину:
– Не стой столбом, как сурок. Пошли тебя властям сдавать!
Нильс подхватил Луизу под локоть и повлек вперед. Часовые уже следили за ними взглядом, и их лица становились все более суровыми.
– Далее проход только по прямому приказу и разрешению Их Величеств, – часовой с золотисто-русыми завитыми усами поднял руку в белоснежной перчатке, призывая их остановиться.
– О, мужик, поверь мне, – ощерился железными зубищами Нильс. – Их Величества сами до оградки побегут, когда узнают, кто пожаловал. – Он снова подтолкнул Луизу вперед. – Перед вами сестрица вашего короля, Луиза Спегельраф.
– Луиза Бригитта Спегельраф, – уточнила она так спокойно, как только могла. – Прошу доложить о моем визите немедля.
Часовые переглянулись. Дальнейшие их действия напоминали сложный пчелиный танец с переменой мест, козырянием, рублеными фразами. Прибыла смена караула. Их с Нильсом пропустили за первые ворота из нескольких контуров, теперь опоясывающих холм.
Луизу будто подцепил огромный крюк и потащил все выше, все быстрее. Один барьер за другим. У Луизы даже закружилась голова, будто воздух становился иным, и ее легкие к нему не привыкли.
Что до Нильса, он никак не выражал ни удивления, ни беспокойства. Его лицо говорило: «Я этих дворцов на своем веку повидал».
Луиза не вглядывалась в людей, что встречались ей на пути, что задавали вопросы, она не сводила глаз с дворца.
Какое жуткое, противоестественное сходство в мельчайших деталях. Как будто не было пожара, не было всех этих лет. Как будто она никогда не поступалась ни гордостью, ни совестью, ни честью. Не испытывала ужаса. Не совершала зла.
Еще миг, и на балкон с барельефом в виде сцепившихся драконов выйдет Иоганн Линдберг Четвертый – виски тронула благородная седина – и, хлопнув перчатками по перилам, крикнет, чтобы борзых готовили к охоте.
Луиза спешно приложила пальцы к уголкам глаз: ей вдруг стало ясно, что все годы, пока она жила при дворе, ей хотелось, чтобы ее отцом был он, а не Судья. Не ради титула или подарков. Просто он казался добрым человеком, любящим свою дочь.
Едва она отвела взгляд от балкона, как раздался громкий женский голос:
– Где она?! Где? Куда вы ее завели? Луиза! – и перестук каблуков о камень.
Луиза обернулась, и в тот же миг на нее обрушилась теплая душистая волна. Руки, мягкие и белые, обвили ее, грозовые серые глаза королевы оказались точно напротив ее лица.
– Ты! Ты! Как?.. Я ждала! – Агнесс то прижимала ее к груди, то отстраняла на длину рук и принималась ощупывать лицо Луизы, точно слепая.
А той вдруг сделалось так радостно и даже смешно, что рот сам собой растянулся в широкую зубастую улыбку, а слезы брызнули и побежали по щекам.
– Я ждала, я боялась. Я ведь… я все сделала, как ты написала мне! Если бы не ты, не письмо… Боги, записочка крошечная! Я не знаю, что бы тогда было, – Агнесс говорила быстро, и ее лицо раскраснелось. – Они бы убили Антуана в ратуше, эти бандиты!
– Я так давно хотела домой, я хотела домой, – Луиза смеялась сквозь слезы, стиснув плечи Агнесс. – Я уже не верила, что найду дорогу, что смогу…
Вскоре они уже не могли вымолвить ни слова, только тяжело дышали, упершись друг в друга горячими лбами и переплетя пальцы.
– Ты дома, Луиза Спегельраф, – наконец вымолвила королева. – И теперь все будет, как прежде. Все будет так, как и должно быть.
Агнесс не терпелось устроить праздник. Ее глаза сияли как жемчуг на шее и в волосах, руки порхали, как крылья голубки. Королева тут же принялась планировать бал ко дню летнего солнцестояния, чтобы представить Луизу обновленному двору.
Ее юные фрейлины, которые появились в саду немного позже Агнесс, наперебой начали обсуждать эту идею и предлагать темы оформления и костюмов.
– Подождите, – прервала их Луиза. – О каком бале может быть речь? Идет война! Мы не можем устраивать праздник.
Глаза Агнесс вдруг застыли, будто она вспомнила что-то давно ускользнувшее от внимания. Одна из фрейлин тоненько фыркнула, но на нее шикнули.
– Да, – неуверенно протянула Агнесс. – Это недоразумение скоро будет окончено, и наши солдаты вернутся домой героями. Война – это важно, ей занимаются мои советники и генералы. Но…
Она обернулась на фрейлин, сощурилась и рукой подала им знак удалиться. Когда они отошли на удобное расстояние, Агнесс склонилась к самому уху Луизы и зашептала:
– Здесь у меня и Антуана почти нет друзей. Революция расколола нас, и никто не видит во мне добрую госпожу. Я хочу это исправить. Любовь народа берет начало из радости, а для нее было так мало поводов.
Луиза кивала, кусая губы и хмурясь.
– Так подари им победу и твою милость, – предложила она. – Подай сиротам, утешь матерей. Обеспечь покалеченных. И они полюбят тебя. Пышные праздники двора только раздражают бедных.
Агнесс вздохнула, приложив кисть к алебастровым ключицам, усыпанным жемчугом.
– Ах, Луиза… Если бы все было так просто, – она подняла взгляд к пряничной крыше своего нового дворца. Вокруг одной из башенок шелковыми флажками вились белые голуби. – Боюсь, любовь двора будет заслужить гораздо сложнее.
Вопрос с балом отложили до следующей недели, но Агнесс настояла на том, чтобы на следующий день состоялся королевский прием, на котором Луиза встретится с братом. Разумеется, ее спаситель – Нильс – тоже был приглашен.