Малайсийский гобелен
Шрифт:
Страх исчез. Я должен был сыграть наиболее драматичную роль в своей жизни. Я выполню ее до конца. Что касается Бентсо-на, то, конечно, быть бедным - горе, но мир ни в коем случае не был таким плохим, как он считал. Ни один человек возвышенного склада не мог смотреть на Букинторо без волнения и подлинного наслаждения.
Что до Летиции, то бедность там или нет, но она просто потаскушка. Я докажу, что достоин благородной Армиды, такой красивой и доброй. Наша недавняя размолвка произошла по вине Летиции и будет сглажена, когда следующий раз Армида попадет в мои объятия. При
Ко мне приблизились Гойтола и герцог Ренардо. Последний кивнул мне в знак приветствия, и я ответил ему поклоном. Он был выше меня, типичный представитель своего класса. Говорил он доброжелательно.
– Ты выглядишь довольно уверенным, де Чироло. Поздравляю. Ты расшевелил зависть моих друзей, которые почитают за честь быть на твоем месте. Но я сказал им, что это не в моей власти.- Он кивнул в сторону Гойтолы.
– Они уже староваты для полетов в небесах,- сказал в свою защиту Гойтола. Он спросил, объяснил ли мне Бентсон, как все работает.
– Здесь заложен новый принцип,- объяснил Гойтола, постучав тростью с золотым наконечником о самую большую бочку.- В этих бочках находится смесь воды с железными опилками, которая может быть перемешана путем поворота вон той ручкой. Затем Бентсон со своими людьми через воронку заливает серную кислоту. В результате химической реакции выделяется водород, который легче воздуха. Водород устремляется вверх по резиновому шлангу и заполняет шар, вытесняя обычный воздух, который тяжелее водорода, в точности как плохое изгоняет хорошее.
Он почесал подбородок кончиком трости, и мы уставились на большой мешок, который уже полностью раздался и заполнил обрамляющий деревянный каркас.
– Мешок сделан из шелка с резиновой пропиткой, примененной для лучшего удержания газа,- продолжил Гойтола.- Снаряжение, висящее внизу, позволит тебе осуществлять некоторое управление воздушным шаром при его свободном полете. Шар отпускается на волю, если потянуть вот за этот шнур. Защелки выдергиваются из каркаса, и секция отделяется. Устройство одинаково в главном шаре и в шести меньших шарах.
– Весьма изобретательно,- сказал я.
С края платформы уже привели жеребца и ставили его в упряжь под самым большим шаром. С противоположной стороны приближался священник, с выражением лица, присущим только священникам. Бьюсь об заклад - они вырабатывают его, наблюдая за трупами.
Ритуал был завершен, хор разразился пением, а собравшееся скопище аплодисментами. Черного жеребца с серебряными подковами затолкали на маленькую платформу и туго натянули сложную сбрую, после чего я его оседлал. Бентсон шлепнул меня по пояснице перед тем, как выдернуть болтающийся шнур, о котором упоминал Гойтола. Щелкнули задвижки, все замолчали. Верхняя секция деревянной клетки открылась. Аэростат начал подниматься. Рино и его помощник поспешно откупорили бочонок и отпрянули назад. Рино отдал мне честь. Стропы и шлеи упряжи вокруг меня натянулись и заскрипели. Звероподобная рожа Рино сгинула внизу. Я был в воздухе!
Мой жеребец норовисто дернулся, но он был так надежно закреплен, что не мог броситься в сторону или вздыбиться. Пожалуй, попытавшись оседлать этого зверя на земле, я был бы в большей опасности, чем здесь, в небе.
Я взволнованно огляделся. Мои глаза встретились с глазами одной из прелестниц на одном из балконов. Она бросила в меня букетик розовых цветов, но порядочно промахнулась; женщины редко проявляют меткость в таких делах. Я приподнял в ответ шляпу, и толпа внизу ответила приветственным ревом. Я снова посмотрел вниз, разыскивая в этом скопище своих друзей и сестру. Но у меня закружилась голова, и я быстро поднял глаза и стал смотреть перед собой и вверх.
Водородный аэростат Гойтолы раздулся, как брюхо пропойцы. Он был сделан из перемежавшихся шелковых клиньев голубого и черного цвета - цветов Малайсии. По бокам торчали короткие, широкие крылья из папье-маше, а спереди свирепо скалилась голова рогокрыла из того же материала с раскрытым клювом и сверкающими серебряными зубами. Я мог оценить, какое впечатление производила эта выдумка по могучему "О-о-о!", вырывавшемуся из глоток голпы по мере того, как мы проплывали между зданиями.
Аэростат ровно возносился ввысь. Дул легкий восточный бриз. Я уселся поудобнее и уже более спокойно созерцал блестящую на солнце поверхность Туа и множество кораблей, покоящихся на водной глади. Их палубы были густо усыпаны задранными к небу лицами. На дальнем берегу реки начинались виноградники и тянулись до самого горизонта, теряясь в дымке. Весь Букинторо лежал подо мной.
Мы поднялись на высоту самых высоких его башен. От их вершин отделялись грациозные фигуры и приближались ко мне, гонимые ровной пульсацией сильных крыльев. Я помахал им шляпой. Они в ответ замахали руками.
Вскоре летающие люди, эти стражи Малайсии, порхали вокруг меня - их было шесть, трое мужчин и три женщины. Из одежды на каждом было лишь какое-то подобие набедренной повязки. В этом смысле они не делали различий по полу, так что у женщин грудь тоже была обнажена. На троицу летающих женщин я смотрел благожелательно. Они были юные и прекрасно сложены, но когда юность кончалась, они теряли способность летать и после должны были топтать землю, как и все мы. Они улыбались и кувыркались в воздухе, бесшабашно и жизнерадостно, как дельфины в море.
Возбуждение переполняло меня так же, как водород - мой аэростат. Какое счастье, как мне повезло! Как страстно я желал, чтобы Армида была со мной...
Я плыл сквозь город в западном направлении, и мои прекрасные друзья порхали вокруг, и ветерок от сильного биения их крыльев овевал мне лицо.
Внизу справа был Старый Мост, курящийся дымами каминных труб, а дальше Сатсума и река. Прямо подо мной был св. Марко. Аэростат проплыл между его башнями-близнецами, на которых тоже стояли летающие люди, приветствующие меня, смеющиеся, бросающиеся в воздух. Слева от меня были тюрьма и университет, за которым высился Холм Основателей, увенчанный беспорядочно разбросанными громадами зданий Дворца Епископального Совета. Повсюду остроконечные башенки, бельведеры, шпили и сотни статуй на балконах, фронтонах и крышах.