Малайсийский гобелен
Шрифт:
– Полагаю, ты не из тех, кто считает вознаграждением сам по себе талант или даже аплодисменты, Пит. Он потер лоб.
– Спасибо. Мне нужна как материальная, так и моральная поддержка для продолжения представлений. Приходите сюда вечером. Будет представление с участием турка, который ходит по канату и отрубает принцессе голову. Вы увидите настоящую игру.
– А Периан обязательно постарается принести свои деньги, а не брать их взаймы,- засмеялся де Ламбант.
Мы отправились дальше. Де Ламбант держал Бедалар за руку, мне же удалось втиснуться
Приближался полдень, и девушки засобирались домой. Нам еле удалось убедить их, что во время праздника никто не заметит их отсутствия, большинство сейчас спит, наверстывая недосыпание предыдущей ночи.
– Кроме того, мы еще не обо всем поговорили,- сказал де Ламбант.- Мы пришли к выводу, что живем в век декадентства.
И тут вы, две красотки, попали в поле нашего зрения. Чистое совпадение, конечно.
– Разве не всякий век по-своему упаднический?
– спросила Бедалар.
Но тут вмешалась Армида:
– Мы живем в век созидания. Это доказывают успехи, в области искусства. Возьмите, например, аппарат Бентсона. Искусство может пышно расцветать во времена декадентства. Никто не назовет турок декадентами из-за их воинственности. Разве люди не говорят часто "декадент", а подразумевают "миролюбивый"?
Я не мог удержаться и сказал:
– Но турки уже в упадке. Великие дни Турецкой Империи окончились вместе со смертью Сулеймана. С тех пор на троне восседали слабые и порочные султаны-правители. Армии разложились. Сам Твртко остановился у наших ворот и не смеет атаковать, как это сделал бы на его месте любой командир сто и более лет тому назад.
– Ты настоящий военный стратег!
– скорее искренне, чем саркастически воскликнула Бедалар, сжимая мне руку.
– С тех пор, как он играет генерала Геральда, он во многом преуспел в этом направлении,- сказала Армида.
– Ив других направлениях тоже,- добавил де Ламбант. Девушки так захохотали - мы были готовы рассмеяться от
любой чепухи, - что их груди колотились, как спелые яблоки на
сотрясаемой ветке.
– Я лишь надеюсь, что ты не станешь обвинять меня в непостоянстве,сказал я.
– Есть много аргументов в защиту непостоянства, или, лучше сказать, против постоянства,- ответил де Ламбант.
Мы шли недалеко от разрушенной ветряной мельницы вдоль небольшой речушки Вокобан, обозначавшей границы ярмарки. Над нашей головой проплыла летающая женщина. Волосы ее были заплетены длинными лентами, которые развевались на ветру. Она была молода и обнажена. Ее полет на фоне солнечных лучей приятно ласкал взор. Когда она опускалась за ветряком, было слышно биение ее крыльев.
– Они так свободны,- вздохнула Бедалар.- Почему бы нам не полететь в горы?
Предложение было тотчас же принято. Взлетная башня летающих людей нечто вроде огромной плетеной корзины - находилась на внешней границе ярмарки. Оттуда можно было по одному или по два летать на небольшие расстояния, устроившись в легких портшезах. Мы взобрались на башню. Ступени под нашими ногами скрипели, как корсет старой куртизанки. Мы с Армидой устроились в одном из портшезов, де Ламбант и Бедалар - в другом. Четверо дюжих летающих мужчин подняли нас в воздух, а другие четверо проделали то же самое с нашими друзьями.
– О, Периан, я боюсь! Они нас не уронят?
– Это надежнее, чем мой воздушный шар.- Сбруя, на которой они тащили нас, казалась крепкой, а серьезное выражение их раскрасневшихся лиц успокаивало нас. И все же я подумал, что не только любовь заставила Армиду крепко прижаться ко мне и обнять.
Мы летели почти над головами людей. Полдень был на исходе. Толпа увеличивалась. У ларьков становилось все оживленнее. Пахло жареным мясом. С сумерками наступит время веселья:
ликующие толпы, зажженные огни, мелькание разноцветных масок, замысловатые восточные танцы среди ароматных курильниц.
С каждым взмахом крыла мы все дальше удалялись от ярмарки. Под нами лежали виноградники с ровными рядами кустов. Пролетев над великолепной березовой рощей, мы увидели еще один ручеек, который ниспадал со скалы и игриво пенился и бурлил. За ним простирались новые виноградники и начинались холмы Вокобана.
– Давайте опустимся здесь,- громко сказала Армида. Но де Ламбант возбужденно закричал из другой корзины:
– Нет, летим дальше. Я знаю уютное местечко впереди. Там нам никто не помешает.
Мы пролетели над склонами, поросшими яркой ромашкой, и приземлились на широком мшистом выступе скалы. Летающие люди освободились от веревок и, тяжело дыша от усталости, свалились на траву. Вскоре они поднялись, взяли с нас плату и медленно улетели в сторону ярмарки.
Мы стояли и наблюдали за ними. Потом обняли своих девушек и все четверо запрыгали от радости обретенного уединения.
Мне тут же захотелось излить свою любовь Армиде, но миг скорее подходил для проказ, чем для серьезных чувств. Я взял ее за руку, и мы с радостным смехом пустились бежать, чтобы где-нибудь спрятаться от глаз всего мира.
Карабкаясь вверх по скальным выступам, исцарапав лица и руки, мы, наконец, добрались до места, откуда открывался чудесный вид на окрестности, над которыми мы возвышались.
Жизнь Малайсии зависела от торговли и сельского хозяйства. Свидетельством последнему были лежащие перед нами виноградники, уходившие ровными рядами к реке. Все это купалось в полуденных лучах яркого солнца. Инстинктивно мы с Армидой прижались друг к другу, как бы чувствуя себя частью матери-природы.
Выбранное нами место позволяло видеть расположенную вдалеке реку Туа, ее мосты, павильоны ярмарки и город. Фортификационные укрепления, башни и величественные здания Малайсии были покрыты туманом и казались скорее призраком, чем действительностью. Букинторо играл золотыми отблесками.