Малайсийский гобелен
Шрифт:
– Приятно сознавать, что имеешь дело с независимо мыслящим молодым человеком. Моя дочь высказала предположение, что тебя, возможно, заинтересует участие в одном небольшом приключении. Похоже, она не ошиблась.
Теперь и лошади разглядывали меня. С конюшен доносился резкий запах соломы. От него у меня щипало в носу. Инстинктивно я чувствовал, что было бы неприлично чихать в присутствии отца Армиды.
– Что это за небольшое приключение?
– Это приключение могло бы помочь семье Гойтолов, принесло бы пользу Малайсии, а тебе - славу.
Предложение прозвучало как большое "малое
Наутро, когда назначено было мое небольшое приключение, я начал суетливо собираться, как бы подражая суматохе, царившей на улицах. Наступил первый день одного из древнейших праздников Малайсии. Праздник Рогокрыла, который посвящался давним победам и мистическим отношениям человека с обитателями воздушной стихии.
Эти отношения давили мне на психику. Мне самому предстояло стать таким обитателем. Из головы не выходило предупреждение старого Симли Молескина о черной лошади с серебряными подковами. Я развил лихорадочную деятельность, чтобы взбодриться и прогнать мрачные мысли.
Устроившись на краешке кресла, я написал несколько слов отцу и сестре Катарине. Я писал пышными фразами, упрашивая их оставить свои убежища и стать свидетелями часа моей славы, поскольку он мог обернуться последним моим часом. Я крикнул снизу слугу и, заплатив ему два динария, попросил срочно доставить записки адресатам.
Я попробовал сыграть на гитаре, написать стихотворение и прощальное послание миру и городу. Затем выскочил на улицу и помчался к Мандаро за благословением.
У Старого Моста уже собирались участники большого парада. Старые серые и терракотовые стены эхом отзывались на крики мужчин, подростков и животных. Два дряхлых мамонта - наши живые баллисты - терпеливо дожидались, пока им выкрасят морды в белый цвет и украсят длинные изогнутые бивни. Но самое впечатляющее зрелище наблюдалось в восточной стороне, у башни Старого Дома. Здесь разместилось городское стадо тиранодонов, этих царей и повелителей всех древнезаветных животных. За свирепыми тварями приглядывали их традиционные пастухи - сатиры, пригнавшие стадо из загонов по дороге Шести Лагун.
О, что за зрелище являли собой эти примитивные создания, полулюди, полукозлы, суетящиеся вокруг своих гигантских подопечных! Я с трудом протиснулся сквозь толпу мальчишек и торговцев, собравшихся поглазеть, как рогатые пастухи выстраивают тиранодонов в ряд. Четыре страшилища достигали шести метров в высоту. Чешуя у них была желто-зеленого цвета с переходом в серый. Это были уже старые звери. Хвосты их, свернутые большими кольцами, покоились на спинах. В целях безопасности сквозь кольца были пропущены цепи, обвивающие также и шеи злобных тварей. Хищные морды были заключены в железные клетки. Звери были достаточно послушны - сатиры с ними справлялись, - но огромные лапы, так похожие на птичьи, беспокойно шаркали по булыжнику, как будто тварям не терпелось врезаться в толпу и устроить побоище. Тиранодонов и кинжалозубов укротить можно было лишь с большим трудом, а приручить никогда. Во
Мандаро отпустил мне грехи.
– Во всем есть единство и двойственность,- сказал он.- Плоть наша живет в прекрасном городе, но также обитает в дремучих дебрях темных вероучений. Сегодня тебе оказана честь вознестись над всем этим.
– Вы будете наблюдать за мной, отец?
– Несомненно. Теперь же я собираюсь понаблюдать за сатирами и тиранодонами. Как и тебе, мне нравится это варварское зрелище. Мы допускаем их в город только во время важных церемоний. Этого вполне достаточно.
Только я вернулся домой, как в дверь постучали. Это была Армида со своей старой кислолицей сопровождающей. Я заслонил Армиду дверью и осыпал ее губы поцелуями, но она вырвалась и отстранилась.
– На улице нас ждет карета, Периан. Я вижу, что ты готов. Настроение у нее было более чем серьезное; во всяком случае, к герою можно бы отнестись и поласковей.
– Я не заметил там никакой кареты.
– Она на Старом Мосту.
– Когда я вижу тебя, то чувствую себя гораздо лучше. Должен признаться, что я слегка нервничаю. Оставим твою провожатую за дверью и поддержим огонь наших душ.
– Мы должны спешить в Букинторо,- все это говорилось шепотом.
– Я это делаю ради тебя, Армида. Ты знаешь об этом.
– Не пытайся шантажировать меня. Я снова заключил ее в свои объятия и, скользнув рукой под платье, накрыл ладонью ее элегантную грудь.
– Армида, как это вышло, что из всего скопища молодых самцов нашего города, от конюха до принца, твой знаменитый отец выбрал именно меня для оказания этой уникальной и опасной чести?
– Ты искал способ возвыситься в этом мире. Если нам суждено пожениться - а это тоже зависит от твоего поведения,- ты должен проявить себя, как мы и договаривались.
– Я понимаю. Ты назвала ему мое имя. Это мне и нужно было узнать.
Она вызывающе посмотрела на меня, когда мы выходили. Я поприветствовал Йоларию, поджидавшую нас на лестничной площадке.
– Я решила, что надо испытать серьезность твоих намерений, Периан,проговорила Армида.- Ты знаешь, что с наступлением темноты мне запрещено выходить из дома. Исключение составляют лишь особые случаи. И я провожу вечера за игрой на клавесине или за чтением вслух Плутарха и Мартина Тапера своей младшей сестре. Я недавно узнала, как ты проводишь свои вечера: слоняешься по низкопробным тавернам, безуспешно пытаешься соблазнять белошвеек.
Она спускалась первой по винтовой лестнице. За ней шла Йолария, затем я. В ярости я закричал:
– Кто рассказал тебе всю эту чушь?
Не поворачивая головы, Армида ответила:
– Летиция Златорог. Я думаю, надежная свидетельница в данном случае.
Я кипел от негодования, полагая, что лучшая защита - это нападение.
– Эта замухрышка? Низкая завистница - она пытается сеять ложь между нами. Я лишь хотел купить у нее рубашку, как это сделал Бонихатч, а она уже готова сочинить историю о совращении. К тому же она уродлива. Разве я ревную, когда ты в роли Патриции находишься в объятиях грязных рук Бонихатча-Мендикулы, хотя я вижу, что ты получаешь от этого удовольствие?