Мальчик без шпаги
Шрифт:
В следующий раз исчез музыкальный центр. Его вернуть не удалось, потому что концы потерялись где-то на зимнике — у гастролировавшей компании хмельных певцов. Ушёл он за две бутылки водки и двухлитровый пластиковый жбан пива. Вернувшийся с буровой отец в первый раз на глазах сына избил мать. Правда, Тимофею показалось тогда, точнее он интуитивно понял, что музыкальный центр здесь ни при чём. Он не пытался повиснуть на руках отца, а просто забился в угол своей комнаты и слышал только одно:
— Гоша! Я ничего не помню! Гоша, прости! Они сами пришли-и-и-и...
В тот же вечер мать и отец помирились за бутылкой, и папа горделиво целовал кровоподтёки на лице мамы. Целовал так, будто это были подаренные им украшения. А
Последние два-три месяца Тимофей не знал, куда себя деть. Утром не хотел идти в школу, потому что не помнил, когда последний раз выполнял домашнее задание, а после обеда не хотел возвращаться домой. Бывало, допоздна слонялся по улицам посёлка, уходил в лес, в лучшем случае — навязывался на рыбалку со взрослыми. Брали его с удовольствием. Парень и здесь приносил удачу. При этом он был вынослив и терпелив, не хныкал и не просился поскорее домой.
С Михаилом ему было спокойно, как со старшим братом. Тимофею хотелось быть похожим на этого уверенного в себе парня, у которого свой кодекс чести, своё понимание мира. А самое главное — он честен с ним, со своим младшим партнёром. Однажды Тимофей спросил у него:
— Миш, а ты, правда, ничего не боишься?
— Разве я такое говорил?
— Нет, но вот ты такой... — и не нашлось слов.
— Какой? — ухмыльнулся Михаил. — Ты с меня пример не бери, Тимоха, у меня ничего впереди и пустота позади. Только день сегодняшний. И я в жизни не встречал человека, который бы ничего не боялся. Даже самые отчаянные ребята имеют слабую точку. Кто-то боится Бога, кто-то позора, кто-то самого себя... Я, например, тумана боюсь.
— Ту-ма-на-а? — удивлённо растянул Тимофей.
— Ага. Смешно?
— Нет. А почему боишься?
— Не знаю. Но меня дрожь пробирает, когда туман. Выйдешь на улицу, а вокруг больше чем на двадцать метров ничего не видно. И такое странное чувство возникает, что за этой белой пеленой ничего нет! Всё! Мир такой маленький, сжался вокруг тебя, а там — пустота! Ничего! И ты весь мир можешь обойти за минуту. Как камеру.
— Как что?
— Да ладно, чепуха это всё. Не бури в голову. Незачем тебе чужие страхи знать. Меня не вылечишь, а сам заболеешь.
— А мне туман нравится, — признался Тимофей, на минуту задумавшись о том, стоит ли это говорить.
— Вот видишь! Значит, в чём-то ты круче меня! Не зря я тебя, партнёр, приметил. Слушай, ты мне не говорил, а кем ты хочешь стать?
— Я?
— Ну да.
— Не знаю, — смутился Тимоха, — я учусь плохо. Учителя говорят, что в институт меня не возьмут. Я бы в путешественники пошёл, но отец смеётся, мол, сейчас за это не платят, а чтобы путешествовать, самому платить надо.
— Путешествовать... — задумался Михаил.
— Путешествовать. Всё повидать. Потом книгу бы написал с фотографиями, чтобы все видели.
— Я сейчас тебе, Тимох, умную мысль скажу, только не смейся, — предупредил Михаил.
— С чего?
— Ну, мало ли. Ты от меня таких не слышал, — и закурил, сосредотачиваясь и выдерживая паузу, чтобы Тимофей мог прочувствовать важность сказанного. — Я так, парень, думаю. Путешествовать, это не профессия, это призвание. Разницу чувствуешь?
Тимоха долго пережёвывал в уме слова Михаила. Слово «призвание» ему очень понравилось. Оставалось только додуматься, кто его призывает. Но он боялся признаться Михаилу в том, что ему не всё здесь ясно. Тем не менее, через минуту он отчётливо и взвешенно сказал:
— Понимаю.
4
Отец начал пить, когда стали задерживать зарплату, точнее, вообще перестали платить. Продукты в поселковом магазине выдавали под запись. И первое, что брали отчаявшиеся мужики, была водка. Русский парадокс: денег нет, а выпить всегда найдётся.
Когда геология перестала вписываться в рыночную экономику, не стало и работы. Полпосёлка перебивалось случайными заработками, шабашили на Большой Земле, некоторые уезжали, но потом возвращались — там было ещё хуже, там никто не ждал. Тимофей учился еще в первом классе и очень старался, хоть оценок им и не ставили, но он был на хорошем счету. Мама каждое утро с любовью утюжила ему новый костюмчик и белую рубашку, обязательно белую. И приговаривала при этом:
— Хоть ты у нас, Тимоша, выучишься.
Сама Ирина Андреевна до того, как её уволили за пьяные прогулы, работала няней в детском саду. И когда Тимоша ходил в детский сад, ему все завидовали. Ещё бы: он и дома, и в детском саду с мамой. Как он гордо вышагивал, приговаривая: «Мама, мы к тебе на лаботу идём, я тозэ буду там лаботать...»
Иногда ему снились эти добрые дни...
Разумеется, и раньше в семье бывали застолья. К родителям приходили друзья, рассказывали смешные истории, пели песни, в доме становилось тесно и накурено, на большом столе стояли бутылки, всё было как-то по-другому. Заканчивались посиделки неизменно чаем и огромным тортом. Ох, и не терпелось — когда же начнут разрезать это сладкое чудо?!
Утром после таких праздников отец бывал хмур, но оставался добрым и часто, взяв с собой Тимофея, уходил на рыбалку. По старинке — с удочками. Они часами разговаривали на берегу и мечтали о том, как поедут летом в отпуск. На берегу Егор Семёнович мог выпить бутылку пива. Одну. И почему-то всегда в этом случае спрашивал разрешения у Тимоши. Обратно возвращались счастливые и усталые, в рюкзаке непременно дюжина чебаков, язей, лещей, а то и щука. Когда это было?
В третьем классе Тимофей начал пропускать уроки, а воротничок его рубашки стал серым. Часто приходилось ходить в школу в спортивном костюме и рваных кроссовках. И тогда он стал замечать, что вокруг него образуется пустота. Нет, внешне о нём все проявляли заботу, даже ругали как-то осторожно, точно не он, а учителя и воспитатели перед ним виноваты, но именно из такого отношения вырастала вокруг холодная пустота. На беседы к себе стала приглашать психолог, и многих трудов стоило объяснить этой вкрадчивой женщине, что с мозгами у него всё в порядке. Она поверила, но всё же раз от раза приглашала в свой маленький уютный кабинет «поговорить по душам». Чего она хотела? Вероятно, как и все педагоги, добра, но получалось почему-то... Ничего не получалось! Тимофей как будто в одночасье оказался в другом мире, приходил в школу из другого измерения. И когда после окончания четвертого класса им всем подарили красивые фотоальбомы, оказалось, что у него даже нет фотографий, кроме тех, что в обязательном порядке делали в школе, — для таких, как он, со скидкой, а то и бесплатно. Вместе с альбомом подарили книгу. Она называлась «Мальчик со шпагой», написал её Владислав Крапивин. На обложке действительно был нарисован мальчик со шпагой в одежде мушкетёра. Мальчик, как и Тимофей, жил совсем в другом мире. Иногда очень хотелось окунуться в этот мир, казалось даже — он действительно существует. Нужно только открыть книгу. Тимофей же никак не решался. Всё откладывал на потом. Книгу всегда хранил на письменном столе, и мальчик со Шпагой по вечерам был рядом. Случалось, Тимофей всё же раскрывал книгу наугад, но не читал, а просто смотрел на выстроившиеся абзацы, и они сливались в его воображении то в высокие скалы, о которые разбивается океанская волна, то в небоскрёбы далёких шумных городов, то мчался в ночи между строк скорый поезд... Наверное, где-то там жил мальчик с обложки.