Мальчик и танк
Шрифт:
– Я не понимай.
– Санечка, – дядя Сима обернулся к девочке, которая уже подбрасывала в печку хворост, – все-таки принеси ему что-нибудь: ну тушенки, что ли.
Сказал и искоса взглянул на мальчика. Курт невольно проглотил слюну.
Саня вытаращила глаза.
– Да вы что?! У вас тушенка для раненых!
– А он все-таки немного понимает по-русски, – сказал дядя Сима. – Понимает… только зря прикидывается…
– А вы дайте ему вот этим, он сразу по-нашему заговорит, – посоветовала Саня и
– Саня! – укоризненно сказал дядя Сима и обратился к Курту: – Ну и откуда ты родом?
Его добродушный тон, видно, подкупил Курта – не секреты же он выведывает.
– Берлин! – ответил Курт.
– И давно здесь?
– Я прилетель половина год назад.
– А для чего твой отец приезжал к Харману?
– Я не знай.
– Ну положим… Значит, ты сейчас ехал в Севастополь?
Курт кивнул.
– И на какой ты там улице живешь?
– Южный бухта…
– А ты что-нибудь слышал о судьбе нашего партизана?
Саня застыла на месте.
Курт задумался, вроде бы что-то вспоминая, но потом сказал:
– Я не знай.
– Ну хорошо, верю, – согласился дядя Сима. – А какие в бухте сейчас корабли стоят?
– Я не помнил. Много…
Саня поставила на стол вскипевший чайник, принесла полбуханки хлеба, два яйца, соленых огурцов, открытую банку тушенки и демонстративно подтолкнула еду к Курту:
– Подавись!
В кустах показалась голова Горегляда.
– Товарищ командир, можно вас на минутку?
– Что такое? – подойдя к нему, озабоченно спросил дядя Сима.
– Радиограмма из штаба флота, – прошептал Горегляд. – Сегодня ночью к нам приходит подводная лодка.
– Звонок, посмотри за ним. – Дядя Сима обернулся к девочке и пошел за товарищем.
Саня достала из-под кучи хвороста автомат и, указав им на хлеб, строго сказала Курту:
– Ешь!
Мальчик посмотрел на свои руки и встал из-за стола.
– Куда?! – Саня тряхнула автоматом.
Курт не обратил на этот крик внимания, подошел к рукомойнику и вымыл руки. Потом аккуратно вытер их носовым платком, снова сел за стол и, не глядя на девочку, крутанул яйцо. Оно было сырым.
– Зальц! – требовательно сказал Курт и сделал в яйце дырочку.
– Что? – не поняв его, спросила Саня.
– Золь, золь…
– Соли нет, закусишь огурцом.
Курт воткнул в мякиш хлеба яйцо, вытащил из кармана складной ножичек и, обтерев его носовым платком, нарезал огурец ломтиками. Раскрыл вилочку, подхватил ломтик огурца и, опрокинув яйцо в рот, стал его высасывать.
– Значит, ты прилетел сюда, чтобы крымских яблочек поесть, да? – с издевкой спросила Саня.
Курт не ответил. Ел он, как аристократ, не торопясь, со вкусом. Это явно бесило Саню.
– Прилетел за яблочками, а сам по загривку получил, – не отставала она.
Курт молчал.
– Ты будешь отвечать или нет? – Саня даже стукнула автоматом по столу.
– Дюра! – коротко ответил Курт.
– Сам дурак! – отпарировала Саня и добавила: – А будешь оскорблять, я тебя – во! Понял?! – И она показала глазами на автомат.
Курт мгновенно вырвал у нее из рук автомат, забросил его в кусты и снова, как ни в чем не бывало, стал есть.
Саня опешила.
– Ты! Да я тебя! – крикнула она и запустила в Курта яйцом.
Желток с яичной скорлупой пополз по лицу.
Курт, схватив Саню за телогрейку, подставил ей подножку, но Саня вцепилась в него, и оба они свалились на землю.
– Урод несчастный! – шипела Саня. – Немец вшивый!
– Глюпый голова! – хрипел Курт. – Звонок!
Выскочив из-за кустов, к ребятам подбежал дядя Сима.
– Цыц! – закричал он и стал их растаскивать. – И не стыдно тебе с девочкой драться? – выговаривал он Курту. – А ты хороша, кто же так с пленным? – грозил он пальцем Сане.
Взъерошенные, исцарапанные ребята, сжав кулаки, с ненавистью смотрели друг на друга.
V
В эту же ночь, когда над партизанским лагерем гремела гроза, в небольшой пещере, освещенной тусклым огоньком коптилки, совещались трое: дядя Сима, Горегляд и Фёдоров.
За их спинами, в уголке, на деревянных ящиках, прикрытая истрепанным одеяльцем, крепко спала Саня.
– Мы можем, конечно, обменять этого Курта, – говорил командир. – Но неизвестно – жив ли после боя его отец? А если нет, то кому он там нужен, этот пацан? Я узнал: мать-то у него погибла. И вот что мне думается: мы должны достать новых заложников, а Курта надо отправить на Большую землю.
– От войны подальше? – иронически спросил Фёдоров.
– А почему бы и нет? От войны подальше.
– Ладно, бог с ним. – Горегляд махнул рукой. – Тогда вот что, – он обратился к Фёдорову, – пойдем к морю, держи его за руку покрепче. Еще удерет в темноте.
Фёдоров достал из кармана кусок веревки и молча помахал им в воздухе.
– Тоже верно. Ну, пошли?
– Постойте, братцы, – вдруг тихо сказал командир. – Вот сижу и думаю. А не отправить ли нам на Большую землю и эту… – Не оборачиваясь, он указал большим пальцем за спину, туда, где спала Саня. – Вместе с Куртом. А?
– Да вы что, Серафим Петрович! – изумился Горегляд. – Всю войну с нами прошла.
– Нет, действительно, а что ей тут делать: с питанием туго, учиться негде. Под боком фашисты.