Мальчики из провинции
Шрифт:
Мичман Логгин Смолятин отламывал от почернелой ветки плавника куски и бросал в огонь.
– Значит, решил ещё разок в море сходить, на Матку посмотреть, – проговорил он задумчиво. Мичман не спрашивал, нечего было спрашивать. Влас промолчал. Нечего было говорить – отец и так всё знает и понимает. – А ну как не пришла бы «Троица»? Чего б тогда делать стал?
Голос мичмана похолодел.
– Чего бы это она не пришла-то? – слабо возразил Влас, глядя в сторону. Он понимал, что отец прав, но смолчать почему-то не получалось. – Чего это ей не прийти?
– Мало ли чего в
– Ну пришла ведь, – упрямо пробормотал мальчишка себе под нос. Тихо, но так, чтобы отец слышал.
Логгин Никодимович перекатил по челюсти тяжёлые желваки, узнавая в сыне собственное упрямство. Своё и пращура Ивана Рябова.
Промолчал.
Скрипнул песок под броднями, подошёл высокий стройный офицер, молча подсел, потеребил чёрный ус, тонко улыбнулся, ответил на приветственный полупоклон Смолятина-старшего.
– Почти праздник от тебя, господин Завалишин! – искренне обрадовался Влас.
– И ты здравствуй, Влас Логгинович, – приветливо кивнул лейтенант. Влас смутился от непривычного обращения – никто и никогда не звал его по отчеству.
– Балуете его, Николай Иринархович, – неодобрительно буркнул мичман, отламывая от ветки новый кусок и бросая в огонь. – Невелик пока что боярин, чтоб его с «вичем» величать. И так самовольничает многовато, – отец опять перекатил по челюсти желваки, шевельнулась борода, выпятилась вперёд. – Матку ему, видишь ли, поглядеть захотелось.
– Похвальное намерение, – одобрительно сказал лейтенант. – В конце концов, мы занимаемся тем же самым, Логгин Никодимович.
– Было бы тут что смотреть, – досадливо возразил отец, швыряя в огонь последний обломок плавника. – Скалы да валуны, мхи да плавник, моржи да тюлени!
– Ну видимо есть что, – усмехнулся лейтенант, – раз мы сами третье лето тут болтаемся.
– Нам адмиралтейство велит, – вздохнул отец, глядя в огонь. – А так… Эва, даже льды у восточного берега нынче не разошлись… пустая земля, хоть и Матка. Логово Рачьего Царя.
Лейтенант усмехнулся, но промолчал – видимо, не впервые слышал от поморов про Рачьего Царя.
– Потому вы и здесь? – догадался Влас. – Не пустило вас море Карское?
– Не пустило, – согласился Завалишин. Отец промолчал, а Влас, охваченный внезапным желанием поговорить, понизил голос. – Господин Завалишин… тятя… я вам чего расскажу… видел я тут сегодня одну штуку.
Лейтенант и мичман слушали его внимательно и по-разному. Завалишин смотрел сначала весело, потом насмешливо, потом серьёзно, с любопытством и лёгким недоверием в глазах. Барабанил пальцами по туго обтянутому чёрным сукном колену, крутил в пальцах серебряный полтинник. Отец же глядел странно, словно хотел что-то сказать и не мог, словно рад был отчего-то за сына, который впервые в жизни сам хоть чего-то добился. Играл кисточкой вышитого кисета, суживал глаза.
Когда Влас умолк, отец, так ничего и не сказав, принялся набивать трубку, кривую, собственноручно резанную из морёного плавника. Примял табак большим пальцем, сунул трубку янтарным мундштуком в зубы и полез в сумку за кресалом.
– Мдааа, – протянул лейтенант задумчиво. – А не могло тебе показаться, Власий?
– Нескольким людям сразу показаться не может, – пробурчал Влас. – Можно и у других спросить. Спиридон Игнатьевич видел, и покрутчиков двое – Антип да Евсей…
– Не стоит у них ничего спрашивать, Николай Иринархович, – хмуро сказал отец, высекая огонь. Дождался, пока трут затлеет и сунул его в чашку трубки. Пыхнул несколько раз, выпустил облачко дыма, дождался, пока оно растает в воздухе и повторил со значением. – Не стоит спрашивать. Не расскажут они. И ты, сыне, не болтай про то больше ни с кем. Не надо.
Не надо так не надо.
Влас даже обиделся. Сами взрослые что-то знали, но помалкивали. Видимо, такие же чувства испытывал и Завалишин, потому что в глазах у него мелькнуло что-то вроде обиды, такой же, какую испытывал и сам Влас. Мальчишка спросил, испытывая какую-то странную общность с лейтенантом:
– Николай Иринархович… господин лейтенант… а что это было такое?
– Не знаю, – подумав, протянул лейтенант. – Не знаю… но любопытство, Влас, – дело само по себе хорошее, – сказал лейтенант твёрдо. – Для моряка будущего полезное. Я слышал, ты в морской корпус собираешься…
– Точно так, господин лейтенант, – Влас ощутил странное чувство, – и гордость, и расстройство от своего своеволия одновременно. – В этом году поступать еду.
– Брата моего ты там уже вряд ли встретишь, – чёрные усы лейтенанта раздвинулись а улыбке. – Митя до недавнего времени там математику кадетам читал, хоть и сам мальчишка ещё, кадет вчерашний. А сейчас он в плавании, на фрегате «Крейсер» у Михаила Петровича…
– Лазарева? – Влас распахнул глаза. Лейтенант чуть склонил голову. Мальчишка покосился на отца, тот подмигнул, усмехаясь сквозь дымное облако.
– Отче… а кто всё-таки была та женщина? – зуёк вдруг решился спросить ещё раз. – Ну… там, на скале…
Отец вдруг опять замкнулся, прищурился, глядя сквозь табачный дым. Лейтенант Завалишин поднял голову и тоже с любопытством смотрел на Власова отца – видно было, что он тоже хочет услышать ответ.
Набегая на плоский берег, шипели и бились о камни волны. На борту брига пели матросы – лейтенант Литке велел сегодня по случаю отдыха выдать по двойной чарке. От шкуны, стоящей на якоре в нескольких саженях от брига, слышались голоса – Спиридон шерстил приказчиков, пришедших за рыбой и ворванью.
– Многое можно в море встретить, – процедил мичман Смолятин, дымя трубкой так, что даже лица его было не видно. – Иное не вдруг и объяснишь… Считай, что это тебе знак был, сыне… на дальнюю и удачную дорогу…
Спиридон мялся и вздыхал, глядел в сторону.
Влас помрачнел, несколько мгновений разглядывал купца, потом сказал прямо:
– Ну говори уж, не толки воду в ступе.
От иного зуйка Спиридон бы такого не стерпел, но Влас был наособицу – купец был несказанно горд перед всем Поморьем, а то и перед всем Беломорьем тем, что не него третье лето подряд работает дворянин. Гоголем ходил.