Мальчишник
Шрифт:
Изложив на старинной бумаге «старинный» текст, Олег упаковал записку в железную старинную коробку кондитерской фабрики «Сиу». Коробку он подложит Левке в подземелье. Вот будет у Левки рожа, когда Левка обнаружит записку! Но этот потрясающий план с треском лопнул. Причина? Салик спохватился: текст создал без ятей и твердых знаков, чего не мог сотворить даже самый завалящий гимназист. Левка человек «научно дотошный» — сразу разоблачит фальшивку.
И когда теперь, у нас в квартире, доктор наук, профессор Олег Владимирович Сальковский, рассказал нам с Викой эту трагикомическую историю, мы долго смеялись. Он даже принес и показал ту самую, кем-то переписанную главу, откуда он позаимствовал листок для записи.
Миновали годы, а мы с Олегом,
Не прошли мы и нескольких шагов от двери, как коридор, под прямым углом, повернул вправо и сделался еще уже прежнего. Продвигаться боком и то стало труднее: стены коридора касались даже наших ушей. Мы оказались в гигантских тисках.
— И на кой они делали такие проходы? — удивился Мишка. — Кому нужны такие узкие?
— Тут опять поворот! — вскричал Сало.
— Да тише ты, — прошептал Мишка. — Ну что ты все время забываешь об осторожности. Мы тут уже были, и ты знаешь, что поворота два. Первый мы уже прошли, а вот этот — второй. И нечего орать.
Неожиданно где-то в глубине мы услышали шепот. Мы замерли. Простояв несколько секунд, продолжали путь более осторожно. В правой стене я опять увидел оконца.
— Вот смотри, — сказал Мишка, повернув ко мне голову.
— Что? — спросил я сдавленным голосом.
Он сунул горящую свечу в окно. Я заглянул туда и увидел квадратную камеру, стены которой состояли из посеревших кирпичей.
— Видишь, какая камера? — спросил меня Мишка.
— Вижу, — ответил я, пристальным взглядом оглядывая мрачную камеру…
Мы тогда вздрагивали и замирали от этих доносившихся до нас их неведомых глубин истории шепотов. И сейчас я, переписывая Левины страницы, отдаюсь былым переживаниям.
— А, черт, опять обжегся, — прошептал Мишка.
Струя расплавленного стеарина скатилась со свечи ему на руку.
И вот мы дошли до окончания прохода. Стена, преграждавшая нам путь, под самым потолком имела квадратное отверстие в метр шириной: это было начало наклонного хода, ведущего куда-то налево. Около отверстия, также под потолком, темнела длинная, низкая ниша. Для того чтобы попасть в наклонный ход, нужно было сначала взобраться в нишу, а уж из нее переползать в наклонный ход.
— Ну, чего же ты стоишь? — сказал Мишка Олегу. — Лезь туда в нишу, только не сорвись. Потом я полезу к тебе и осмотрю этот ход.
Я немножко отошел назад, чтобы дать Мишке возможность посторониться от взбиравшегося в нишу Олега: тот мог попасть Мишке ногами в лицо…
Все дальнейшее, что было в тот день, вынуждены рассказать мы с Олегом: продолжения Левиных записей нет. Нет следующей тетради. Она — в числе пропавших.
Не сомневаемся, что в эту тетрадь под номером VI было все точно,
Так что же с нами было дальше? Чем завершилось наше путешествие?
В очень узкий наклонный лаз, несмотря на то что Олег взобрался в нишу, в конце концов отправился Левка — самый маленький и самый щуплый. Я не указал в перечне взятого нами снаряжения так называемый шведский канатик. Куски канатика мы, где только можно, отрезали от фрамуг и соединили в сравнительно длинную веревку. Ею обвязали Левку, и только тогда он двинулся в путь. Подземный ход сужался и сужался. А упрямый Левикус, этот эволюционист Докембрий или Декомбрий, этот летописец Земли, упираясь в пол галошами, все полз и полз, застревая и вновь двигаясь вперед, касаясь кирпичей уже не только ушами, но и носом. Это уже точно. Мы с Олегом совершенно потеряли Левку из виду. Даже огонек его свечи. И Левка застрял окончательно, как тому и положено было быть. И вот тут мы с Олегом начали нашего ученого тянуть за веревку, вытаскивать. Короткое пальто завернулось ему на голову, и Левка собою как бы затрамбовал проход. Даже невозмутимый Салик перенервничал, пока мы Левку тащили. Что, если веревка лопнет? Или развяжется? Ни я, ни тем более Салик до Левки не доберемся.
— Он ведь задыхался! — даже сейчас переживал Олег.
— Свеча у него потухла, — напомнил я.
Мы Левку, конечно, вытянули. Ну и видик у него был: вся пыль палеолита, всего геологического календаря была на Левке — на его лице, волосах, на мануфактурных изделиях. «Наверное, мы не туда двинули», — отдышавшись, сказал Левка. «Наверное», — согласились мы. Когда после приключений с люками, входами и переходами мы покинули подземелье и вернулись в «подлунный мир», был уже одиннадцатый час. В Кремль так и не попали, как вы понимаете. Руководитель сыскного ведомства опричнины Малюта Скуратов сберег от нас свою тайну общения через подземный ход с царем опричного государства Иваном Грозным. Но Левка, закусив губу, упорно будет возвращаться к подземным тайнам церкви. Ему требовался итог. Хоть жарь его на сковородке!
Спустя более полугода Лева записал: «В первый же подходящий вечер я решил один слазить в подземелье, чтобы исполнить все-таки то, что задумал еще летом». Вот вам Левка и его характер. Левка отправится к церкви, но, спустившись по «кривым ступенькам», нащупает на дверях «огромный кованый замок». И вновь, через несколько месяцев, запись: «Я утром с удивлением заметил, что вся верхняя часть церкви, в том числе и купол, окрашены в бежевый цвет. Это сразу мне подсказало, что нам в церковь не попасть, так как теперь это уже не заброшенная церквушка, а государственный музей».
Почему Левка стремится пойти один? Может быть, мы с Олегом лишали его предельной сосредоточенности? Что же он все-таки задумал? Разгадать тайну подземного хода? Добраться все-таки до Кремля? Насытиться «пещерными ощущениями» для своего романа? До конца почувствовать свет и тень? Добро и зло? Прошлое и настоящее. Найти истинный ответ всему тогда происходящему? И прежде всего в нашем доме, где все чаще ребята оставались одни без родителей. Когда подобное произошло с Олей Базовской, ее на Каменном мосту встретила Галя Иванова, дочь старого большевика, участника создания газеты «Правда», бывшего булочника, назначенного потом Лениным на должность Главхлеб, Главмука. Оля Базовская стояла и, не отрываясь, глядела на реку. «Ты чего здесь стоишь?» — «Квартира опечатана. Мне негде жить». И хорошо, что Галя, не задумываясь, сказала: «Пойдем к нам». Оля Базовская сделалась членом семьи Ивановых. По тем временам со стороны родителей Гали — подлинное мужество. Олина мама, когда вернется в Москву, будет говорить об этом с волнением и благодарностью. Оля Базовская еще раз скажет нам об этом теперь.