Мальчишник
Шрифт:
— У-у, канальи! — выругался шепотом Мишка. — Еще завалили этими спинками. Не было печали.
— Тсс!.. — прошептал вдруг Сало.
Мы замерли. Где-то послышались близкие шаги. Прогудев над нашими головами, они замерли в отдалении: над нами кто-то прошел.
— Нужно разговаривать тише, — прошептал Мишка. — А то здесь звук очень здорово слышен.
После этого, не проронив ни слова, мы стали осторожно обнажать дверцу от сломанных стульев.
— Видишь, дверца старинная? — спросил у меня Мишка. — Вот в нее мы сейчас и пролезем.
Пролезть в нее нам было мудрено: она была очень маленькой. С колотящимся сердцем я стал ждать.
— Я пойду первым, — предложил Олег. — А то мне всех труднее пролезть.
— Давай, — согласился я.
— Такому грузному дяде, — сказал Мишка иронически, — довольно трудно пролезть в такую дверь.
— Но мы-то пролезали в нее раньше, — возразил Сало. Он нагнулся и вдруг замер в оцепенении: где-то в темноте послышался шорох.
Мы вздрогнули.
— Тише! — прошептал Мишка, закрыв рукой пламя свечи.
Но тревога оказалась ложной: все было спокойно. Олег осторожно взялся за дверцу и потянул. Послышался слабый писк и скрежет. Я стиснул зубы и сжал кулаки. С кряхтением и вздохами дверца отворилась, а за нею я увидел кромешную темноту. В лицо дунуло какой-то подозрительной сухостью.
— Я зажгу свою свечу, — сказал Олег, — и полезу с ней.
Подвал озарился лучами двух свечей.
— Будет иллюминацию устраивать, — сказал громко Сало, забыв об осторожности. — Туши свою! Нам экономить нужно!
Мы замерли от его громового голоса.
— Тише ори! — огрызнулся Мишка. — Эко, орет. Услышат ведь. Зажги свою розовую свечу, — сказал он мне. — А то Олег сейчас влезет и мы останемся в темноте. Я полезу за ним, а ты за мной.
Моя свеча вспыхнула как раз вовремя: Сало в это время просунул свою руку с горящей свечой в отверстие двери и сам с кряхтением втиснулся туда. Его грузная туша заняла все пространство в открытой дверце, так что мы видели только нижнюю часть туловища и ноги, бессильно скользящие по полу.
— Тише, тише, — шепнул Мишка. — Скорее!
— Да погоди, — услышали мы приглушенный голос Салика.
Наконец остались только его башмаки. Тогда Мишка потер руки и, нагнувшись, пролез в дверь. Я остался в зале один. Услышал из-за дверцы голос Михикуса:
— Лезь сюда за нами.
Я задул свечу.
Подвал погрузился в полный мрак, лишь узкий луч света падал на пол из открытой дверцы. Я плюнул беззаботно, скрипнул дверцей
— Закрой дверь, — шепнул Мишка. — Только как можно плотнее.
Я изогнулся, втянул нижние конечности в коридор и, взявшись за край дверцы, затворил ее. Она захрипела и с писком повернулась. Кое-как подвел ее к стене и услышал вопрос Михикуса:
— Плотно закрыл?
— Плотно, — ответил я тихо.
С этими словами я напряг мускулы ног и выпрямился во весь рост. И вы знаете, друзья мои, где мы находились? Мы находились в страшно узком, но очень высоком проходе. Он был до того узким, что в нем можно было стоять только боком, повернув влево или вправо голову, иначе мы бы терлись затылками и носами о стены.
Кирпичи древние, выцветшие, облезлые и местами покрытые легко отскакивающей старой серо-коричневой массой, которая за сотни лет сумела высохнуть. Эта масса при прикосновении к ней рассыпалась на мелкие кусочки и пыль. (Не понимаю, как мы на этот раз «рискнули» отправиться без «масок». Или забыли, или они нам с Олегом здорово поднадоели.)
Сердце у меня бешено колотилось, в груди давило, и от этой ужасной тесноты выработалось какое-то необъяснимое, неприятное чувство.
— Вот видишь, какой проход, — обратился ко мне Мишка, кое-как повернув ко мне голову, отчего его кепка, зацепившись козырьком за стены, сорвала кусочек серо-коричневой замазки и сама съехала набок. — Вот это и есть тот самый узкий ход, о котором мы тебе рассказывали.
Я молча кивнул.
— Ну, пошли, что ли? — спросил Олег.
И мы, шурша одеждой о стены, начали продвигаться вперед. Вдруг в стене, перед моими глазами, проплыло несколько высоких и узких оконцев. Я заглянул в одно из них, но ничего не увидел. Засунул туда руку и ощутил пустоту. Эти жуткие подземелья как бы давили на мое сознание, и я чувствовал себя сдавленным и стиснутым не только физически, из-за узкого коридора, но и морально. Я скосил глаза и увидел, что моя одежда приобрела серый цвет. Мишка, продвигавшийся передо мной, и Салик, идущий впереди всех, тоже были похожи на подземных дьяволов, а не на людей.
На вид эта церковь маленькая, невзрачная, подумал я, а под собой имеет такие обширные подземелья! Очень странно!
У Олега в доме был роман Толстого «Воскресение», издания начала века. Церковная цензура изъяла главу о богослужении. Хозяин книги тех лет переписал ее на обычной «тетрадочной» бумаге и вклеил. Один листок остался свободным. Олег его вырвал и создал на нем текст примерно такого содержания: «Идя по проходу и спускаясь все ниже, увидишь, как вода сочится, а справа будет железная дверь. Ее не открывать, ибо вода хлынет!» Олег намекал на Москву-реку. И подпись — гимназист такой-то.