Маленькая для Шопена
Шрифт:
Она осталась здесь жить. В его комнате. Эта его краля. Таня. Телка. Не знаю почему, но каждый раз когда я видела ее мне хотелось разреветься. Каждый раз меня просто выворачивало и не хватало сил даже на нее посмотреть. Шопен заставил меня перед ней извиниться. За ее шмотки, за ее косметику.
Я не была научена дрессировке, но он меня муштровал как последнюю псину. И каждый раз я буквально физически ощущала, что ломаюсь, как будто хрустят мои кости.
–
Пробубнела я и меня схватили за шкирку.
– Нормально извинись.
– Я нормально извинилась!
– Тебя научить? Давай повторяй за мной – Таня, извини меня, пожалуйста за то, что я испортила твои вещи. Давай! Я жду! Или обратно пойдешь. На улицу!
Красота. Теперь я больше не хочу сбежать. Меня не держат, а шантажируют тем, что могут вышвырнуть.
– Ну так отправь обратно на улицу! – зашипела я, - Я извинилась! Ноги лизать не собираюсь!
– Будешь лизать если я скажу!
Схватил за затылок, наклонил вниз, заставляя стать на колени и пригибая меня буквально к ногам своей телки.
– Не буду! – он мог разорвать меня на части, но я не стала бы просить и умолять и уж точно целовать ей ноги!
– Извиняйся нормально! Я сказал!
– Извини, Таня! За испорченные вещи! Так сойдет?
Отпустил меня, и я тут же выпрямилась.
– Сойдет. А теперь пошла к себе в комнату. Сидишь там неделю безвылазно. Фортепиано утром и вечером.
Как же я его в эти дни ненавидела. Так люто, как никогда за все это время. Меня аж колотило и злые слезы катились из глаз.
Я сама не выходила из комнаты, потому что видеть эту суку у нас дома сил не было. У нас дома! С каких пор ты, дура несчастная, решила, что это ваш дом? Его дом и этой крали скоро будет, а тебя выпрут на хрен к такой-то матери.
От мысли об этом стало мерзко и неуютно. Я уже побывала там, за оградой, побегала по лесу, поголодала, высыхала от жажды. Больше так не хотелось, а разум подкидывал картинки и похуже.
Нужно сменить тактику, Лиза. Ты же не дура? Ты умная, по крайней мере считаешь себя умной. Начни играть по его правилам. Что он там хочет? Чтоб ты ладила с его телкой – начни ладить. Будь паинькой и посмотри, что с этого получится.
Через неделю я выползла из комнаты в столовую, чтобы позавтракать со всеми. Обычно я оттуда выползала к полудню и надо отдать должное Шопен меня не трогал, не будил и в мое личное пространство не лез. За исключением уроков по музыке и репетиторов. Но он учитывал, что я сплю допоздна. Думаю потому, что я хорошо училась. На отлично.
Они завтракали. Вдвоем. И явно прекрасно себя чувствовали без меня. Какой же он со стороны лапочка, мимими. Фу. Он с ней не такой как со мной. Не настоящий. Словно маску надел и играет хорошего. Сидят о чем-то разговаривают. Он с газетой, а она с чашкой кофе, мизинец оттопырила с розовым
– Доброе утро! – поздоровалась я, привлекая их внимание, хотя Шопен давно меня заметил просто игнорировал.
– Доброе утро, Лиза…, - поворковала телка и улыбнулась мне.
Я села за стол, бросила угрюмый взгляд на Шопена.
– Невежливо не здороваться, когда с тобой здороваются!
– Здравствуй, Лиза!
Но от газеты не оторвался. Пьет свой крепкий чай заваренный так, что ложку можно ставить и курит сигарету.
– На завтрак сегодня яичница с беконом. Тебе сейчас принесут. Ты любишь яичницу?
– Да. А ты?
Бровь Шопена приподнялась, но он все еще не смотрел на нас.
– И я люблю. По утрам почти каждый день ем яйца. Это очень полезно для волос. У тебя очень красивые волосы, Лиза. Можно как-нибудь отвести тебя в салон и сделать прическу.
– Можно! – согласилась я и начала ковырять яичницу, которую на самом деле терпеть не могла. Иногда омлет и то по праздникам.
– Вообще можно сходить по магазинам и купить тебе новую одежду. Ты же скоро пойдешь в школу.
– Что?
Я так и застыла с вилкой у рта. Мне не показалось?
– Да, мы с Шопеном решили оформить тебя в интернат. По выходным ты будешь приезжать к нам в гости.
Теперь он оторвался от газеты и смотрел на меня. Улыбается уголком рта, выжидает. Доволен произведенным фурором.
– Сами идите в интернат! – рявкнула я и со злостью дернула скатерть кофе телки перевернулось ей на платье она закудахтала, побежала отстирывать, а я посмотрела на Шопена и процедила.
– Отдашь в интернат – расскажу, как ты всех замочил! И выкрал меня!
– Валяй!
Улыбается, вытирает рот салфеткой. Ему, бля, весело. А мне нет.
– Расскажу!
– Вперед! Тебя отвезти в участок или сама дойдешь?
Тяжело дыша смотрю на него и руки чешутся запустить что-то тяжелое или впиться ему в лицо.
– Это твоя решила?
– Это я решил!
Мои руки мелко дрожат и кажется в голове отстукивает набатом, в горле перехватило от вопля.
– Я не хочу!
– Не хочешь?
– Не хочу!
– Тогда ты должна соблюдать правила этого дома! И первое из них – никогда мне не перечить!
– Я и не перечу!
Указал на меня пальцем и я прикусила язык.
– Второе правило – ты уважаешь меня! Уважаешь людей, которые находятся в этом доме и не хамишь им!
– Это ты про нее!
– Это я про Таню, да!
– Хорошо! Еще что?
– Ты учишься в школе, как нормальный ребенок и не пытаешься сбежать!
– Хорошо!
Кажется, он удивился, что я так быстро согласилась. Но на самом деле больше улицы и голода с жаждой я боялась интерната. Это для меня было как тюрьма, как кошмар, как нечто запредельно ужасное.