Маленький Большой человек
Шрифт:
«Лучше б ты и не начинал!» — подумал я в ответ.
— А дело было так: после Нью-Йорка, где, собственно, мы и встретились с миссис Агнес, задумал я дать представление неподалёку от Ниагарского водопада — доход, как ты понимаешь, верный. Придумал пару аттракционов, сколотил труппу: ну, там, стадо полудохлых бизонов, заспанного мишку и дюжину наездников из Команчей — всё чинно, всё как положено; уже и прибыль стали подсчитывать за вычетом накладных расходов. И что же? От рева водопада все мое зверье как будто взбесилось, вроде как этот водопад прямо на них и падает: медведь орет так, что за ним и водопада не слышно: бизоны сносят загон — и в толпу: ну, а индейцы есть индейцы — у них охотничий инстинкт: заулюлюкали и вперёд, на бизонов! В общем, Джек, кто на том представлении побывал, тот его уже никогда не забудет. Одно обидно: как по мне, так за такое шоу никаких денег не жалко, ну, а меня, что называется, взяли за грудки и давай трясти-вытряхивать… Джек, ты и понятия не имеешь, почем там нынче сломанные ребра — у нас покойники дешевле! Вот и пришлось распродать все, что осталось, еле обратно добрался…
Цирковые похождения Билла — то была прелюбопытная страничка из его великой биографии, но вся она была в прошлом, а меня больше интересовало будущее.
— Кстати об индейцах, — ввернул я как бы между прочим, — тут ходят слухи, что Лакоты не очень-то жалуют непрошеных гостей…
— А-а-а, ерунда! — отмахнулся Билл (разумеется, опять-таки левой рукой). — Скоро за них возьмется армия!
— За кого? — не понял я. — За гостей?
— Да нет же! За индейцев, конечно!
Моя непонятливость начала выводить его из себя.
— Ты, парень, пойми, что если ваш брат чего-то захочет, то его уже не остановить; я как раз слыхал, — тут он понизил голос до шёпота, — из абсолютно компетентных источников, что Грант отдал тайный приказ войскам — золотоискателей больше и пальцем не трогать — пусть себе идут, а как начнется хорошая заварушка (а она-таки обязательно начнется), то наша доблестная армия развернет знамена и — в горный поход, по священным местам. Под это дело уже готовится переброска войск в долину Паудер.
Упоминание о долине Паудер меня неприятно коробит, что, впрочем, вполне понятно при том, что вы знаете об этом благословенном месте, воспетом ещё Старой Шкурой Типи.
— Значит, долина Паудер, — говорю. — А во главе, небось, как всегда лихой укротит — Да ты, приятель, никак с луны свалился! — удивляется Билл. — Ты, что, не в курсе специальных слушаний в Конгрессе?
Мне остаётся развести руками. Я, конечно, сомневаюсь, чтобы человека, упавшего с луны, могло интересовать хоть что-нибудь, кроме собственного здоровья или священника, но Биллу об этом ни-ни, потому что он может обидеться и тогда все, что он хотел бы мне поведать, придется вычитывать из газет.
Не поймите меня превратно, я вовсе не против газет, я их очень даже люблю и даже иногда читаю… при определенных условиях: ну, во-первых, когда забесплатно, во-вторых, когда нечего делать, и в-третьих — желательно перед сном; я — нормальный человек, и самое сильное ощущение, которое вызывает у меня всякая политика, это зевота. Признаюсь честно, когда несколько лет спустя я наткнулся на ту заметку — ну, ту, где говорилось про мужа Амелии, так я подумал: это ж надо, чуть было не подтерся именем родственника! Кстати сказать, когда мы познакомились с Биллом в Канзасе, он тоже плевать хотел на политику, а что его преобразило, так это, наверное, грядущая женитьба — она ведь, знаете, даром не проходит; я сам занимался политикой, когда жил в Денвере и был женат.
В общем, заметив недоумение на моем лице, Билл, конечно, обрадовался и тут же начал просвещать меня насчёт армейского скандала. Что там и как, толком не помню, но связан он был с армейской торговлей, где свой куш вроде бы имел даже Орвил Грант, братец самого президента. Фокус, как это ни странно, был совсем прост: на торговлю в воинских поселениях нужно было получать специальную лицензию, которую военное ведомство, значит, с превеликой радость и выдавало, но только не всякому-якому, а лишь тем, кто имел к нему, к этому ведомству, подход. В дальнейшем, желая компенсировать поход в министерство, а равно — получить законную прибыль, счастливые обладатели лицензий принимались взвинчивать цены до фантастических высот: простой гвоздь, наверное, и сам удивлялся, что попадая в армейскую лавку, он стоит как золотой! При виде такой обдираловки военный министр Белкнап — ясное дело! — не мог оставаться в стороне: неизвестно, что ему там перепало с этих лицензий, но на содержание армии он стал требовать слишком больших денег, а это, в свою очередь, очень не понравилось кое-кому в Конгрессе — я думаю, из тех ребят, кто на те же денежки рассчитывал сам. Так вот, эти ребята ужасно разволновались, им стало жутко интересно, куда деваются деньги, в смысле — ТАКИЕ ДЕНЬГИ, когда официально Штаты ни с кем не воюют?.. «Да что он их, ж…й ест?!» — небось, спрашивали они сами себя, имея в виду Белкнапа. Чтобы это выяснить, они сколотили специальную комиссию, которой, стало быть, и поручили разобраться, дескать, что, откуда, куда и почем. И тут уж, как министр ни крутился, ни вертелся, как ни пытался доказать, что и сам не понимает, куда что девается, а взяли его за это самое место, и взяли крепко.
Скандал разросся ещё больше, когда обнаружилось, что все запасы продовольствия и домашней утвари, которые правительство обещалось поставить в дружественные племена по договору, попали все в те же нечистые руки, и те без лишней волокиты сплавили все это добро подчистую… через армейские лавки. С подобным нахальством конгрессмены ещё не сталкивались, они не выдержали и, невзирая на лица, потребовали объяснений.
— …Короче говоря, — подытожил Хикок, — пока мы тут сидим-прохлаждаемся, в Вашингтоне идёт большая драчка, всё бурлит, всё клокочет…
— Так отчего бурлит-то? — не понял я. — Этот сыр-бор из-за чего?
Гляжу — у Билла отвисает челюсть, глаза выкатываются — сейчас в обморок упадет.
— Ты-ты-ты, что, издеваться вздумал?! — спрашивает он, превозмогая икоту.
…Да-а-а, полезно белым хоть иногда поглядеть на себя со стороны; всем полезно, но белым — особенно. Воспитанный в индейских традициях, я в этой ситуации не узрел ничего удивительного, наоборот — было бы удивительно, если бы белый, дорвавшись до дойной коровы, не выдоил бы из неё всё, что она может дать. Прикидывая, чьим братцем подфартило родиться Орвилу, если и приходилось чему-то удивляться, то это только его скромности. Представьте себе, человек воровал-воровал, а наворовал так мало, что другим людям пришлось создавать специальную комиссию, чтобы разобраться, чего он там наворовал! Да если вдуматься, то как раз те денежки, что бухнулись на эту комиссию, нужно было взять да отдать Орвилу — за его скромность, чтобы не чувствовал себя таким ущербным… Примерно в этом духе я и ответил Биллу.
— Нy, с-с-слушай, т-ты, — говорит мне Билл (еще немного — и у него начнется нервный тик), — ты спрашивал о Кастере, так вот, я тебе уже битый час толкую: Кастер нынче не пойдёт против Лакотов — его вызвали в Вашингтон давать показания!
— Что ж, — обрадовался я, — это прекрасный шанс выслужиться перед президентом!
Скрывать не стану, именно так я Биллу и сказал. Вот как думал, так и сказал, и честно признаюсь, недооценил я Кастера, ох, недооценил…
Но и Билл, в свою очередь (к этому моменту он, кстати, слегка оклемался и стал спокойнее относиться к разнице в точках зрения), оказался прав лишь наполовину. А точнее — на треть. А ещё точнее — на четверть. Или того меньше. Изучив стакан с виски на прозрачность, он тяжело вздохнул и помотал головой: «Не-е, парень, твое дело — покер, а не политика. Политика, она, знаешь ли не для твоего ума, — там такие комбинации, что тебе и не снилось! Там и карт побольше, и ставки повыше, там игра идет по-крупному… Но шулеров всё равно кто-то будет хватать за руку и выводить на чистую воду. Так вот, я тебе говорю: Кастер выступит против Белкнапа и Орвила. Даже если старина Грант его за это попрет из армии!»