Маленький грязный секрет
Шрифт:
Глава 24
Мы с Иваном припозднились. Народ у церкви уже расходился. Женщины смеялись, стирая с лица концами платков капли святой воды. Хвастались друг перед другом своими куличами. Здесь, в отличие от города, их в основном пекли сами. И рецепт у каждой хозяйки был свой, переходящий от матери к дочери. Кто-то с изюмом делал, кто-то с апельсиновой цедрой, а кто-то с цукатами. У кого-то тесто в холоде подходило, у кого-то – в тепле. Кто-то на молоке опару замешивал, кто-то на кефире… И яйца ведь тоже кто во что горазд украшал, и саму корзинку, в которую это все складывалось.
Я поправила красивую
– Ну что? Пойдем? Не то опоздаем, – позвал Иван.
Я встрепенулась. Закивала. Огляделась по сторонам. На нас тоже уже пялились потянувшиеся от церкви бабульки. По спине побежал холодок. И только теперь почему-то мелькнула мысль, что я не лучший повод выбрала для нашего первого совместного выхода в люди. Но теперь что, не возвращаться же домой, поджав хвост?
– Маш?
– Да-да, пойдем.
Иван помог мне выйти из машины. Я чувствовала на себе его внимательный взгляд, а сама глаза отводила.
– Передумала?
Накрыла ладонью животик, будто защищая малышку, и решительно шагнула вперед.
– Нет. Все равно мы им рты не заткнем. Пусть болтают.
– И правильно. Быстрей надоест эта тема.
Я гордо вскинула голову и поплыла к воротам. Покровский шел рядом. По случаю визита в храм он надел красивую рубашку и брюки. Я сама их ему погладила, испытывая странную сладость внутри от этого нехитрого действа. Закусив губу, наблюдала за тем, как нежно-оливковый наглаженный мною хлопок льнет к его широким плечам. И все внутри трепетало…
– Мариванна, здрасте!
– Юра, привет! Как я рада тебя видеть, – улыбнулась своему бывшему ученику.
– Так раньше бы пришли. Здесь много наших было. С родаками…
– А ты сам?
– Ага. Баб Оля ногу сломала. Так меня попросила… – Мещеряков тряхнул корзиночкой.
– Ну, беги. Она, наверное, волнуется.
Пацаненок закивал и шустро прошмыгнул мимо. На клумбах, окружающих храм, пестрели тюльпаны. Пасха в этом году была поздней. В мае… Черемуха отцвела, абрикосы тоже потихонечку осыпались. Ветер гонял лепестки, собирая их вдоль бордюров в длинные юркие змейки. От этой красоты и от льющихся отовсюду «Христос воскресе!» я испытывала уже позабытую благодать, трогающую что-то внутри до слез. У меня давно так светло на душе не было. Все же это что-то генетическое. Вот так не ходишь, не ходишь в храм годами, живешь какую-то свою жизнь, а потом слышишь откуда-то издали колокола, или стройный хор певчих, и все, в тебе каждая клеточка отзывается.
– Вань, я пойду свечи поставлю.
– Погоди-ка, Мария… – остановил меня выскочивший как раз из притвора батюшка.
– Христос воскресе, – заулыбалась я. Но тот, как будто не разделив моей радости, буркнул:
– Воистину воскресе, – и обернулся к Ивану: – Давай-ка отойдем на два слова.
Не был бы отец Алексей священником, его слова прозвучали бы как наезд. Глупо хихикнув, проводила их взглядом. Отошли аж до колокольни. Я зажмурилась на ярком солнышке, как те кошки, что нагло оккупировали выставленные в ряд скамейки, на которые народ по чуть-чуть выставлял корзинки, которые
Нервно огляделась. Естественно, происходящее не только я одна заметила. Направилась к скандалистам. В запале они не заметили моего приближения.
– …она войдет и поставит эти гребаные свечки! И только попробуй…
– Иван! – одернула я… любовника, который уже был готов на все. – Вы что? Что случилось?
– Ничего, Маш. Иди…
– И не подумаю. Что происходит? На вас люди смотрят.
Покровский выругался, будто забыл, где мы находимся. Схватил меня за руку и резко бросил:
– Ну, обратишься ты ко мне, Леша. Хоть крыша протечет, хоть купол на башку рухнет. Ни копейки не дам. С этого момента забудь ко мне дорогу. Понял?
Хорошего настроения как не бывало. Иван стремительным шагом преодолел церковный двор, не забывая, правда, меня за локоток поддерживать. Помог устроиться в машине и ка-а-ак грохнул дверью! Я аж подскочила.
– Прости, – процедил, вцепившись в руль с такой силой, что загоревшие дочерна пальцы побелели на костяшках.
– Ты можешь объяснить, что случилось?
– Этот козел заявил, что мы слишком грешные, чтобы заходить в церковь.
Я потрясенно моргнула. То, что мне еще вчера было совершенно неважно, вдруг вышло на первый план. То есть как это? Не заходить… Это что вообще такое? На глазах собрались слезы. Уж от кого я такой подставы не ожидала, так это от отца Алексея. Это же надо – на глазах у всей деревни нас развернуть. Ну, ладно, не всей… Но…
– Эт-то из-за того, что ты мой свекор? – просипела я, неосознанно поглаживая живот.
– Нет. Из-за того, что мы живем с тобой во грехе, Мария. Распекал меня, как сопливого пацана. Упрекал, что я ни о твоей репутации не думаю, ни о ребенке, которому было бы в сто раз лучше родиться, как положено, под венцом.
Иван открыл перчатницу, как-то нервно достал сигареты.
– Вань! – тихо заметила я. – Ты ж не куришь больше.
– А, да… Извини. Завелся я что-то.
– Вижу. Ну, а толку? У него работа такая.
– Как будто я тебе замуж не предлагал! Нет, он серьезно так думал?! Я похож на мудака?
– Тщ-щ-щ. Ну, ты чего разошелся, Вань? Мы бы, даже если бы расписались, в понимании церкви все равно бы во грехе жили. Тут только венчаться. А ты, наверное, не захочешь.
– Почему это?
– Не знаю, – залепетала я. – Это же навсегда.
– Мне подходит. Так что? Ты согласна?
– А?
– Станешь моей женой? Или ты до сих пор во мне не уверена?
Покровский выжидательно на меня уставился. И такое в его глазах было… Казалось, откажись я, он меня за волосы к алтарю притащит. Я его сколько динамила? Полтора месяца? Достаточно долго, чтобы забыть причины, по которым мне вообще пришло в голову ломаться. Теперь, когда мы съехались, это было уже просто смешно. Будто я себе набивала цену. Или отыгрывалась на нем за то время, когда Иван вел себя как дурак. А сама ведь уже и жизни без него не представляла! Каждый раз его возвращения ждала у окошка, как та царевна из сказки… Вслушивалась в тишину. А когда различала в ней гудение мотора его мерседеса, бежала встречать. Потому что он каждый раз так этому радовался, что мое сердце разбухало в ответ от нежности, раздирая грудную клетку.